— Ни разу!
— Занимались ли муштровкой военнопленных?
— По приказу командования занимался с пленными обычной строевой подготовкой, такой же, как до войны.
Обычная строевая подготовка! На что рассчитывает Якушев? Наверное, надеется, что не сможем доказать обвинение, вот и прет напролом. Циничности и наглости ему не занимать.
— Не обычной строевой подготовкой, а издевательской муштрой добивали вы, Якушев, умирающих от голода и холода, изможденных, больных людей!
— Обычная строевая подготовка, — как ни в чем не бывало настаивает Якушев. — Легко проверить, какие тогда применялись упражнения. Не отрицаю, давались и такие команды, как «лечь», «встать», «бегом», но они же и до войны входили в физзарядку. Конечно, пленные были истощены, но в этом не я виноват. Все мы считались пленниками; одним приказывали заниматься строевой подготовкой, мне — ее проводить.
Якушев ни разу не повысил голос, ни разу не обнаружил волнения. Неужели не беспокоит допрос, ведь теперь речь идет не о чужих жизнях — о собственной. Наверное, давно ко всему подготовился.
— А как поступали с теми, кто не мог выполнять зарядку, валился без сил?
— Тех немцы наказывали.
— А вы?
— И мне приходилось. Тех, кто не выполнял строевых упражнений, по приказу немцев бил кулаком. Бил, конечно же, не сильно, для видимости.
— Подчиненные вам полицейские тоже так били?
— Кому как совесть подсказывала, за них отвечать не могу. Шерстогубов, например, бил и кулаком, и палкой.
— Значит, получается так: начальник гладит, заместитель бьет палкой?
— Считайте, что так.
— Была в лагере эпидемия брюшного тифа?
— Была зимой 1942 года.
— Отчего она возникла?
— Откуда мне знать? Я не доктор.
— Во время эпидемии немецкое командование лагеря находилось на месте?
— А то как же. Начальство всегда находилось на месте. Закончил Харитоненко допрос, предъявил протокол:
— Познакомьтесь. Если все правильно, распишитесь.
Якушев читает медленно, выясняя у следователя непонятные слова. Каждый раз говорит: «Спасибочко!» Прочитал, обращается к следователю:
— Прошу дописать: когда выходил из окружения, три дня ничего не ел. Был совсем обессилен, когда полицай задерживал.
Дописал Харитоненко.
— Теперь все верно?
— Все правильно, — подписывает Якушев каждый лист протокола допроса, расписывается вплотную под последней строчкой.
Утром на следующий день, когда часовой привел Якушева, в кабинете сидел пожилой невысокий мужчина с коротко остриженными седыми волосами.
Как всегда, Харитоненко начинает с вопроса, знают ли друг друга вызванные на очную ставку.
Якушев внимательно осмотрел седоглавого: