. Этого композитора он всегда любил. Франк в ЭмИсте объявил вне закона вид такого искусства, но Харви была дана привилегия его слушать, потому что это помогало ему сосредоточиться во время работы над Копиями. Старые привычки, старые приемы, сейчас все это живо в его Копии.
Когда он снова попадает в поле моего зрения, его руки вытянуты, плавно раскачиваются, как ветки деревьев на ветру. Он водит в воздухе карандашом, когда музыка нарастает и успокаивается. Его кисти элегантно отражают каждое изменение. Если бы это был реальный Харви, этот танец был бы нечто красивым, но зная, что эти руки с помощью лезвия пускали кровь на моем пальце, меняет все. Ты не можешь не увидеть правду. Даже если ты этого не хочешь.
Музыка затихает и снова возвращается к жизни. Не просто какой-то отрывок, а именно та же мелодия, которую мы использовали, чтобы устроить диверсию в Объединенном центре.
Клиппер помогал Харви выбрать ее.
— Ты помнишь, что ты сказал, когда мы встретились?
Харви поднимает брови, скучая.
— Ты сказал мне, что ты надеешься, что присоединение к Повстанцам было шагом в правильном направлении. Ты сказал, что надеешься, что кто-то вроде меня, жертва проекта «Лайкос» может быть, по крайней мере, благодарным за некоторую твою работу.
— Ну так вот, я не благодарен за это. Это настолько противоположно тому, что ты реально хотел. Настоящий ты был готов умереть за то, чтобы я мог жить. Настоящий ты ненавидел работу, которую делал для Франка, и он провел последние дни своей жизни, пытаясь возместить принесенный ущерб.
— Тот Харви, о котором ты упоминаешь, был преступником и предателем, — он произносит это так, будто зачитывает книгу. — И неважно, чего я хотел в прошлом. Теперь я знаю, чего хочу.
Он все еще дирижирует, зловещая улыбка на его губах готовится к финалу.
— Я надеюсь, что Клиппер никогда не увидит тебя таким, — говорю я. — Этот паренек любит тебя и это может убить его.
— Клиппер? — Его руки падают и он пятится от меня, качая головой. Он спотыкается о стул и оказывается на полу. Музыка продолжает нарастать вокруг нас, и теперь Харви, находясь на коленях при стаккато ударах, вздрагивает, как будто горны и струны причиняют ему физическую боль. Он вскакивает на ноги и бросается, чтобы выключить музыку. В комнате наступает тишина и он задыхается, как будто это его первый глоток воздуха в жизни.
Его взгляд вновь возвращается ко мне, широко раскрытый и испуганный. На кратчайшее мгновение мне кажется, что он меня услышал, что что-то в музыке или в моем упоминании о Клиппере резонировало в нем. Но потом его глаза сужаются.