У бабушки тоже был телок, но отнюдь не такой раздумчивый, как этот. Насколько мамаша его была спокойной, разумной коровой, — сама возвращалась из стада, сама приходила доиться на обед, — настолько разбойный был у нее сын. Только услышав голос незабытой матери, замирал теленок. С неуемной нежностью перемыкивались они из своих сараев.
Бабка в сарай к телку боялась одна заходить — ловким наскоком норовил он сбить ее с ног, частенько перекидывал ведро с пойлом. Сарай ходуном ходил от него.
— Вот оковырни, оковырни только! — кричала бабка с угрозой и страхом и под звук удара о ведро сладко ругалась. — Ах ты, … твою маковку!
В соседнем дворе были слышны шутливые упреки:
— Теща-теща, ты же старый человек, и такое сказать! Это ж надо придумать!
— Зятек дорогой, я же ничего не знаю!
— Ах, теща-теща, никак я от тебя этого не ожидал!
И целостен, и округл, и един был этот состоящий из разных непохожих существ мир, и не хотелось уходить в избу, хотя здесь, снаружи, в этом целостном округлом мире докучали, жаля и взмыкивающего теленка, и слезливо-свирепого пьяного, и смеющуюся у забора парочку, и расчувствовавшуюся Ксению комары.
Темнело непривычно поздно, и Ксения подолгу не могла уснуть.
Как-то, уже в полусне, она услышала речитатив людей с отрывистыми ответами бога. Люди повторяли один и тот же вопрос:
— Для чего живем, для чего умираем, Господи?
А Господь пытался им, слепо одержимым, втолковать:
— Светило видите? То камень раскаленный…
— Для чего живем? Для чего умираем, Господи?
— Каменоломня — мир, беззвучный рев огня…
— Для чего живем? Для чего умираем, Господи?
— Вотще искать в нем смысл потаенный…
— Для чего живем? Для чего умираем, Господи?
— Вотще взывать, надеясь и кляня.
— Для чего живем?..
— Вы предо мною — пыльное ничто.
— Для чего умираем?
— Я пред Вселенной — пыльное никто…
Осторожно, чтобы не разбудить бабушку, ушла Ксения в просторную, увешанную хозяйственной утварью уборную, на газетных обрывках записывала диалог… Голоса, звучавшие в ней, стали тише, неразборчивее, но Ксения уже знала, о чем они говорят, и додумывала за них мыслями, словами:
— Вселенная на Вас не рассчитана, не рассчитана на меня.
— Почему же ты существуешь, Господи?
— В этой каменоломне много щелей, в которых растет трава.
— Постой, да вечен ли Ты, Великий?
— Вечен. Если не сомнут меня жернова. Сам по себе Я вечен, но Я могу попасть меж двух камней, двух огней, двух громад…
— Каменоломня — еще мне… трава — жернова… мне — камней, — твердила она, почти бездумно подбирая рифмы, слушая ритм вопросов и ответов и помня их смысл…