Милка заспешила, поскользнулась, но никто не то что помочь ей, даже не взглянул с вопросом и участием. Некто смотрит на нее так, словно мысленно собирает и разбирает черты ее лица.
— Нет, нет, — говорит он брюзгливо, — улыбаться не надо, просто оглянитесь.
Только сейчас в Ксении вспыхивает злость. Недобрым взглядом она окидывает и неврастеничного Некта, и смазливенькую героиньку, — героинька ведь тоже видит не людей, а салопы и душегрейки; люди — это партнер, распорядители, еще парикмахер, костюмерша. Костюмерша как раз присматривает героиньке шляпу. На некоторое время шляпка становится даже главнее героиньки:
— Я думаю, не надо ли здесь вот такой бант?
— Лиличка, повернитесь сюда!
— А ничего!
— Очень смотрится!
— Слишком смотрится!
— Отвлекает!
— Уберите бант! — орет Некто, и бант исчезает.
Но опять должна пройти толпа, и статистов расставили по местам. От злости Ксения и на этот раз все делает четко. Да и другие, видимо, не портачат — аппарат стрекочет и стрекочет.
…Чего я, собственно злюсь? — говорит себе, уже стоя в стороне, Ксения. — Нам платят и требуют от нас всего лишь пройти точно отмеренное расстояние. Шляпка, спина, корзина, шаль — вот все, что нужно — фон для героини, а не то, что может отвлечь от нее. Так-то оно так, и все же Ксения не согласна ощущать себя всего лишь подставкой для шляпы, всего лишь носительницей собственной спины. «Вы тоже, — говорит она мысленно, — вы тоже нужны мне совсем сбоку — чтобы заработать, и, слава богу, не для такой дряни, как ваш фильм». Но на душе свербит. Она всё еще унижена и уязвлена. Все они: и этот болван оператор, и героинька, и те, что орут сейчас, подхватывая и множа всякое распоряжение — «Прекратите дым!», «Выключите дым, Петя», «Дым прекратить!» — все они должны стать средством для нее немедленно. Рядом разговаривают, похоже, студенты из ВГИКа — они знают по именам и даже характерам здесь всех. Сейчас их внимание приковано к человечку на верхотуре. До сих пор он не вмешивался — распоряжался и страдал Некто. Сейчас человечек зашевелился — и все уже оглядываются на него.
— А что это за блошка на каланче? — интересуется Ксения, ни к кому, в общем-то, не обращаясь, но достаточно громко. Парень, что рядом с ней, смерил ее взглядом, но ответить и не подумал. Ответил другой — тоже, конечно, не из удовольствия пообщаться с нею, — из одного лишь тщеславия высказаться со знанием дела о том, на подъемном кране:
— Это сам господь-бог всего, что здесь происходит.
— Ну что вы там застопорили? — неожиданно густым для такой хрупкой фигурки басом пророкотал «господь-бог».