Птица-рыболов зависла над рекой, высматривая свою добычу. Деревья на той стороне казались маленькими.
Мне вспомнился вчерашний ужин.
Я игнорировала его. Пусть он, проигнорированный рабыней, помучается! Но он даже не прервал своего занятия, чтобы подозвать меня к себе. Сделай он так, и я должна была бы повиноваться. Плеть — не та вещь, знакомство с которой хочется возобновлять. Но он не позвал меня к себе!
Почему он этого не сделал?
Может быть, он, действительно, не хотел меня, и я для него никто, всего лишь другая рабыня, одна из многих? Может, он и вправду преследовал меня только ради удовольствия, только ради охоты, как можно было бы преследовать какое-либо животное, вера или табука?
Нет, я так не думала.
Ничуть.
Я была уверена, что он хотел меня. Но я ему не достанусь. Если он презирал меня, то я выражу ему своё презрение материально, действием, побегом. В следующий раз у него не будет под рукой никакого слина. Я ему отомщу. Пусть он жаждет рабыню, для которой он был безразличен, ту, которую он мог бы желать, но которая не желает его, ту, которая будет для него недостижима, ту, которой он никогда не будет владеть, ту, которая его ненавидит, презирает, находит отвратительным, для которой самой страшной судьбой было бы попасть в его руки.
«Да, Господин, — думала я, — жажди меня, мечтай обо мне, желай владеть мною, видеть меня своей, читать своё имя на моём ошейнике, защёлкивать свои браслеты на моих запястьях, бросать меня как бесправное имущество к своему рабскому кольцу, но этого не будет! Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя!»
Но мне пора возвращаться в лагерь, в котором, кстати, было заметно какое-то волнение. Так что, я повернулась и, неся свою, уже помытую миску, направилась вверх по склону к лагерю.
— Что-то происходит, — заметил я, обращаясь к Акселю.
— Вижу, — кивнул тот.
— Пойдём, спросим, — предложил я.
— Очевидно, это имеет какое-то отношение к девкам-пантерам, — заключил мой товарищ.
— Я тоже так думаю, — согласился я.
Охотницы стояли на коленях около центра лагеря. Мужчины, среди которых мы заметили и Генсериха, собрались вокруг. Здесь же присутствовали лагерные рабыни, Тула, Мила и ещё одна. Правда, они стояли на коленях немного в стороне.
— Скажи, правда ли, — спросил я, — что слина можно натравить на любую дичь?
— Большинство слинов, — подтвердил он, — нужно только знать команду, означающую «убей».
— А Тиомена? — осведомился я.
— Конечно, — ответил Аксель.
— Тогда приведи Тиомена, — попросил я.
— Для чего? — не понял парень.
— Он — наше единственное оружие, — пояснил я.