— Она просто пудинг, который потечёт при малейшем прикосновении, — засмеялся второй.
— Аппетитные вуло, — прокомментировал четвёртый.
— Сладкие тасты, каждая из них, — заключил пятый, — радость кондитера.
— Осталось только нанизать их на палочки, — усмехнулся первый.
Замечания, а также предложения и шутки были адресованы рабыням, но те не могли ответить, поскольку в караване им обычно запрещено говорить. Но я видел, что у некоторых из них повязки намокли от слёз. Губы у двух или трёх дрожали. Неужели они всё ещё не осознали, что были рабынями?
Я подошёл к той, которая меня так заинтересовала.
По-видимому, ощутив, что около неё кто-то есть, она встала прямее и красивее. Возможно, она предположила, что это был охранник. Кому хочется получить поучительный удар хлыста? Мужчины ожидают от рабынь многого. Они же не свободные женщины.
Как я и ожидал, на её левой груди, как и у остальных, всё ещё можно рассмотреть следы номера её лота, правда, сами цифры определить уже было практически невозможно. Но я-то знал, что когда-то там было написано сто девятнадцать.
Я зашёл немного сбоку, чтобы рассмотреть её миниатюрные запястья, скрещенные и связанные за спиной девушки. Непрозрачная ткань, дважды втугую обёрнутая вокруг головы и завязанная на узел на затылке, начисто лишала её возможности что-либо видеть. Единственное, что она могла, это чувствовать доски под ногами, лёгкий бриз на теле, и слышать скабрёзные шуточки столпившихся вокруг мужчин. Она была на той же самой длинной верёвке, что и остальные её сёстры по каравану. Верёвка обвивалась петлёй вокруг её шеи и шла дальше к следующей девушке. Петля была свободной, не давила на горло, но выскользнуть из неё было нереально.
Я окинул её оценивающим взглядом.
Животное было красиво, надо признать, и даже очень красиво.
Я почувствовал, как во мне поднимается волна раздражения. Она стала ещё красивее, чем я помнил её по первой встрече. Я-то хотел найти её усталой, осунувшейся и подурневшей, а нашёл, что теперь она красивее, чем прежде. Безусловно, она прошла кое-какое обучение, у неё теперь появилось кое-какое понимание того, чем она теперь была, как правильно стоять на коленях и как нужно повиноваться мужчинам.
Я был зол.
Я надеялся выбросить её образ из своей головы, избавиться от воспоминаний о ней. Мне не следовало приходить на причал! Я не должен был высматривать и ждать её, потеряв столько дней. Я мог бы сесть на корабль до Дафны ещё несколько дней назад, но вместо этого, без всякой разумной причины задержался в Брундизиуме. Я был глупцом.