Заложники Кремля (Тархова) - страница 110

» отца. Сталин растаял при виде мальчика и поиграл с ним целых полчаса!

Вождь вскоре уехал, его ждали государственные дела, а Светлана осталась переживать случившееся. Ах, она была на седьмом небе от счастья, отец сказал:

«А сынок у тебя хорош! Глаза хорошие у него».

А вот Катя, несмотря на то, что Сталин любил ее отца, Юрия Жданова, не растопила сердца деда. Он видел внучку всего раз — двухлетнюю «забавную краснощекую кнопку с большими, темными, как вишни, глазами». Рассмеялся, увидев ее, и потом смеялся весь вечер, но на малышку внимания уже не обращал.

Тот вечер был особенный — 8 ноября 1952 года, 20-летие смерти Надежды Аллилуевой. Вспомнил ли Сталин эту дату, Светлана не знает — заговорить с ним о трагедии не решилась.

С этим отцом все было трудно — даже договориться о встрече, даже созвониться. Нельзя просто набрать номер и услышать родной голос — на пути несколько инстанций, которые решают, соединить дочь с отцом или отказать.

Поутру человек из охраны, находившийся в наибольшей близости от «объекта», докладывал начальству, «есть движение» или «нет движения». То есть, проснулся ли Сталин и проявил это только шевелением — или более явственными признаками бодрствования. Слишком часто «движения не было», Светлану не соединяли, и она оставалась сидеть с бьющимся сердцем, прижимая к груди молчавшую трубку.

Однако не эти нежелательные посредники были главным препятствием. Светлана и сама не могла заставить себя навещать отца чаще или просто звонить.

«Меня многие осуждали за это, — пытается объяснить она в «Двадцати письмах…» — Мне говорили: — «Ну что ты не поедешь к отцу?Позвони, спроси; скажет — нельзя — попозже позвони, когда-нибудь он найдет время».

Быть может, это справедливо. Быть может, я была слишком щепетильна. Но когда он отвечал мне злым, раздраженным голосом — «я занят» и бросал трубку телефона, то я после этого уж целые месяцы, долго не могла собраться с духом и позвонить».

…Встреча 8 ноября 1952 года, за четыре месяца до смерти отца, была предпоследней в их жизни. Она навеяла невеселые мысли:

«Мы уже были так разобщены с ним жизнью за последние двадцать лет, что было бы невозможно соединить нас в какое-то общее существо, в какую-то видимость семьи, одного дома, — даже если бы на то было обоюдное желание. Да его и не было».

Единственный близкий человек недоступен дочери в той же степени, что и всему остальному миру. Но и для него этот мир закрыт. Виной всему Яго в пенсне, страшный, лукавый злодей:

«Удивительно, до чего отец был беспомощен перед махинациями Берии!