». «Вся моя жизнь прошла под прессом „государственного интереса“, и сколько я ни пыталась стать человеком, а не „госсобственностью“, мне это так и не удалось» — напишет она в книге «Только один год», изданной в Нью-Йорке в 1969 году.
Беззаботное детство кончилось рано. Ей было шесть лет, когда в ненавистной кремлевской квартире, в десятке метров от спящей Светланы, раздался «тот выстрел». «Это был 1932 год, страшный, голодный год голода, насильственной коллективизации; год, когда внутри самой партии громко раздавались требования об устранении отца с поста генерального секретаря. Перед смертью мама оставила письмо отцу, полное политических обвинений. Это письмо тогда смогли прочесть лишь самые близкие люди, оно было быстро уничтожено… Мои тетки, возвратившиеся в 1954 году из тюрем, рассказали мне об этом письме, о самоубийстве мамы. Отец уже умер, я была взрослым человеком, и тетки не стали бы лгать мне после всего перенесенного ими… По словам моих теток (маминой сестры Анны Реденс и жены ее брата Евгении, отец был потрясен больше всех, потому что вполне понял, что это был вызов и протест против него».
Тайну смерти матери ей раскрыли через пятнадцать лет. Но многие страшные загадки пришлось разгадывать всю жизнь. Действительно ли погиб в плену брат Яша? Своей ли смертью умер Василий? Не «помогли» ли уйти в мир иной тбилисской бабушке, матери отца?
Сталин десятилетиями не бывал в Грузии, не видел мать. Как пишет Светлана, со временем, когда он стал главой государства «там, на севере», его матери дали одну из комнат бывшего губернаторского дворца в Тбилиси. В ней старуха и умерла, огражденная «славой» и надзором КГБ от всего мира, отрезанная от родных и друзей. К ней никого не пускали.
«Кто знает, — задает Светлана вопрос, который тоже ее терзает, — была ли мирной ее кончина?»
А кончина отца? Светлану не сразу допустили к умирающему. Василий утверждал, что Сталину по крайней мере двенадцать-тринадцать часов специально не оказывали медицинской помощи. Допустить ли детей к отцу, который вот-вот испустит дух — это решал казенный человек, «ужасный человек», пишет Светлана, Лаврентий Берия. Он давно уже регулировал все сношения Генералиссимуса с внешним миром.
Еще за восемь лет до смерти, после войны, Сталин внезапно заболел. Видимо, после трудно давшейся победы наступил срыв. Так предполагает Светлана — но она не знает этого точно, все было скрыто даже от нее. Диагноз, лечение, последствия — это осталось тайной, ведомой только доверенным врачам и госбезопасности.
Жить в нелюбимом доме, среди отзвуков случившихся здесь трагедий, ужасаться подозрению: а что если мама не сама… если это отец? Светлана даже не намекает в своих воспоминаниях на такую возможность, но могла ли она не знать того, о чем шушукались вокруг — ее отца подозревают в убийстве жены?