Ицко подпрыгнул, вскочил в кабину трактора и дал газ… В эту минуту ему казалось, что вместе с Игной на прицепленной к его трактору сеялке едет все село, а он, Ицко, на новой машине ведет его по новому пути…
Игна стояла на подножке сеялки и, гордо подняв голову, смотрела вдаль, туда, где сошлись в огненном зареве восхода небо и земля…
Увлеченная своими мыслями, Игна не заметила, что сеялка отцепилась от трактора и не двигается. Игна почувствовала себя лодкой без руля и весел, заброшенным кораблем среди бушующей стихии.
— Эге-ге-ей! Э-е-й! — крикнула Игна, но мог ли ее услышать Ицко? Гул трактора заглушал все другие звуки…
Игна снова беспомощно крикнула и опять глянула на горизонт. Из-за синевы леса показался огромный раскаленный диск солнца. Ей показалось, что небо поднялось, а между землей и небом неожиданно образовалась пропасть… Земля стала маленькой, одинокой и жалкой.
— Эге-ге-ей! — что есть силы снова крикнула Игна, но Ицко уже спохватился и направился к ней.
— Вот видишь, без завода — ни туды, ни сюды!.. — с гордостью подчеркивая слово «завод», сказал ей Ицко.
— Это верно! Но мы же теперь заводской кооператив! Завод будет нас возить, только если так, как ты везешь…
— Сама прицепляла сеялку, а меня обвиняешь…
— Ух ты, какой прыткий! Ну, милый, если все будут работать как ты, мы пропали…
Ицко прицепил сеялку, проверил хозяйским глазом сцепление и тронулся… Игна начала сеять и, убедившись, что теперь все идет нормально, опять посмотрела вдаль, на горизонт… Пропасть исчезла… Линия, соединявшая землю и небо, стала светлой, почти незаметной…
Со стороны дороги послышался гул подъехавшего грузовика, с которого спрыгнул на землю Дянко Георгиев. Бывший председатель посмотрел на Игну, как она гордо, вытянувшись в струнку, все еще стройная, стояла на подножке, словно крепко натягивала вожжи, сдерживая еще не объезженных рысаков, и понял, что нужды в нем здесь больше нет. Его направил сюда с завода Туча помочь хозяйству, которому прислали машины. Он отпирался, не хотел. Там, на заводе, они стояли лицом к лицу: Туча, потемневший от заводской копоти, и Дянко, посветлевший, отряхнувший с себя черную сельскую пыль.
Туча, которого все знали как человека, крепко связанного с селом, с землей, держал теперь на своих плечах весь завод. Глаза его частенько посматривали в сторону полей, словно он хотел притянуть воздух — жизнь для завода. Он был не только сам полон энергии, но заражал ею окружающих.
И когда Дянко Георгиев попытался ему возразить, стал вздыхать да охать, пытаясь выкрутиться, Туча, положив на его плечо ладонь и, твердо отчеканивая каждое слово, сказал: