— Закрывай, малыш, — тихо проговорила женщина, — ты молодец.
Мальчик не услышал ее слов. Он стоял посередине комнаты, уставившись на дверь ванной.
— Закрой дверь, — усталым бесцветным голосом повторила мать. Каждый вечер она произносила одни и те же слова, а сын каждый вечер всматривался в закрытую дверь ванной. Наконец дверь скрипнула. Мужчина был бледен, костюм весь в пыли и белых пятнах известки. Он стоял на пороге и забавно моргал.
— Ну как? — спросила женщина.
— Опять несколько минут не хватило. Он должен дольше искать. Я протискиваюсь боком, но потом… там так тесно, что не повернешься… И надо, чтобы было больше шума, пускай он посильней топает…
Мальчик не сводил с отца глаз.
— Скажи ему что-нибудь, — шепнула мать.
— Ты очень хорошо все сделал, малыш, замечательно, — рассеянно проговорил мужчина.
— Да, да! — воскликнула женщина. — Ты правда прекрасно все делаешь, детка. Ведешь себя как взрослый, ты ведь уже большой, верно? Знаешь, что если днем, когда мама на работе, кто-нибудь по-настоящему позвонит, все будет зависеть от тебя. Правда? Что ты скажешь, если тебя спросят про родителей?
— Мама на работе…
— А папа?
Ребенок молчал.
— А папа? — испуганно крикнул мужчина.
Мальчик побледнел.
— А папа? — повторил мужчина спокойнее.
— Умер, — ответил ребенок и бросился к отцу, который стоял в двух шагах от него и забавно моргал, но который уже давно был мертв для тех, кто действительно позвонит в дверь.
… Они говорят, что я ненормальный, а я нормальный. У них самих не все дома, а у меня голова здоровая. Дай-то Б-г, чтобы была больная! Сердце, да, больное, но от этого никуда не денешься.
Ноги у меня кривые — сами видите — и горб. Рост: метр пятьдесят. Лицо такое, что дети пугаются, но мои… мои дети были лучше всех, каждый день, утром и вечером, они целовали меня в обе щеки и говорили: доброе утро, папа, спокойной ночи, папа.
Может, вы слыхали, доктор, что у таких уродов рождаются красивые дети? Слыхали? Мои были красивые. Волосики светлые — чистый шелк! А ноги ровненькие, толстенькие, как сардельки. И я, и жена — она была простая хорошая женщина — мы говорили: Б-г справедлив, он дал детям то, чего у нас нет и в помине… Их у нас было трое, все девочки. Старшей семь лет, младшей — три.
Я мусорщик. Подметал улицы, раньше было что подметать, это нелегкий кусок хлеба, доктор, постоянно дышать мерзким запахом, поверьте. Я потом отмыться не мог, даже в бане. В этой самой бане. Моя старшенькая уже пошла в школу и принесла дневник — сверху донизу одни пятерки. В школе ее иногда дразнили: у тебя папа мусорщик, но она… золотое сердце… Такой ребенок… скажите, доктор, можно это понять? Нельзя.