. На выступление М. Пришвина, который для передачи своей радости в связи с постановлением ЦК употребил выражение «надо сорадоваться», Авербах в прежнем резком тоне ответил: «Пришвин говорит, что надо сорадоваться. Но в чем мы должны сорадоваться? Нужно точно знать, чему ты рад и на что ты зол. Если тебя все радует, то это значит ничего не радует». Всю критику по адресу РАПП, особенно выступление Е. Усиевич, Авербах назвал «проработкой», в которой-де было много «глупостей и прямого хамства». На это заявление Иван Михайлович Гронский, председатель оргкомитета, руководивший пленумом, бросил реплику. Вспыхнула перепалка, о многом говорящая.
«Гронский. Это ответ на выступление?
Авербах. Не обязательно хамски выступать на неудачное выступление.
Гронский. Но не обязательно хамски отвечать на выступление Оргкомитета (аплодисменты).
Авербах. Тов. Гронский, видимо, считает, что задачей руководителя является на хамское выступление отвечать по-хамски.
Голоса. Вы десять лет так поступали»[619].
Удивительный эпизод. Леопольд Авербах предстал в нем все тем же магистром обветшалого рапповского ордена – надменным, самоуверенным, ни в чем не раскаявшимся. А «голоса» напоминают «народ» из «Бориса Годунова» – эти «голоса» прозвучали как справедливый голос истории: «Вы десять лет так поступали», хватит, кончилось ваше время!
Ю. Либединский критиковал Авербаха за барское отношение к критике. Но у него прорвалась фраза, на которую Гронский отреагировал убийственной репликой.
«Либединский. Авербах – человек, который видит большие горизонты литературы, упуская отдельные конкретности…
Гронский. Поэтому перестройку и прозевал»[620].
Авербах не только прозевал перестройку литературно-художественных организаций, но, когда она уже закончилась и был созван Первый съезд советских писателей, он все так же оставался на старых рапповских позициях.
8 августа 1934 года на Всесоюзном совещании критиков А. Фадеев дал следующую оценку Л. Авербаху и тем, кто вместе с Авербахом остался на прежней точке зрения: «…Таких людей, как Авербах, Макарьев, считают чуть ли не принципиальными людьми, потому что они «не каются», как будто они самые стойкие. Это не стойкость – это беспринципность… Мы должны сейчас от имени партии работать – иначе никак нельзя. Чем дальше люди будут со своими пустышками носиться, отстаивать идейки группы, тем хуже будет – вздор это!»[621].
Отношение Авербаха к постановлению ЦК ВКП(б) 1932 года почти точно повторяет позицию группы Лелевича к резолюции ЦК РКП(б) 1925 года. Это совпадение позиций свидетельствует о многом. Авербах мало чем отличался от «левого меньшинства». Он вышел из группы Лелевича и духовно всегда был связан с этим мелкобуржуазным идейным течением в советской литературе. Как правильно утверждали литфронтовцы, также грешившие «левачеством», Авербах далек был от марксизма. В 1926 году, в первый переломный период в развитии пролетарского литературного движения, ситуация сложилась таким образом, что помимо Авербаха некому было возглавить пролетарскую литературную организацию. Фурманова уже не было. Серафимович и Демьян Бедный никогда не претендовали на роль ответственных руководителей. Фадеев еще не был известен как писатель, чтобы претендовать на эту роль. И достаточно было «барометрейшему» (определение Лелевича) Авербаху на словах отказаться от некоторых ошибок и поклясться в верности резолюции ЦК партии, как он был тут же возведен на пьедестал вождя пролетарской литературы.