Ему стало казаться, что он готов выскочить из собственный кожи от остроты чувств. А Дина добралась до шеи. А шея у Левка вся, куда ни целуй… И она там все и… И губами, и снова языком. К шуму рваных вдохов и выдохов добавились его стоны.
Дальше в пыточном наборе Дины Ингер значились ключицы. И плечи. И прикосновения тонких, чутких пальцев — быстрые и уже немного жадные.
Левка попытался облизнуть губы и понял, что во рту пересохло так, что язык шуршит, задевая о зубы. Но воды сейчас просить — идиотизм полнейший. А вот о чем-то другом…
— Сними лифчик.
Дина замерла. Выпрямилась. Не видел ничего красивее. Никогда. И ей определённо нравится то, чем она сейчас занималась. Слабое, но все же утешение.
Она чуть заметно нахмурила брови. Лев пошевелил пальцами.
— Я по-прежнему связан. Я тебя не трону — даже если захочу. Но позволь мне хотя бы посмотреть на тебя.
Складка между женских бровей разгладилась. Дина завела руки за спину. Лев затаил дыхание.
Она оказалась не такой, как он себе представлял. Он просто не был способен вообразить такую красоту. Идеальная, упругая, прямо под ладонь девичья грудь. Понял, что неосознанно сжимает пальцы в кулаки, заставил разжать. Облизнул сухие губы. И не сводил глаз с ее груди. Под его взглядом соски съежились, перестали быть плоскими. Словно просились в рот.
Надолго ли его хватит?..
Дина, поначалу словно загипнотизированная его взглядом, решительно тряхнула волосами. И наклонилась к нему. И поцеловала в губы. И тихонько застонала ему прямо в рот, когда ее грудь коснулась его.
Левка снова оторвал лопатки от матраса. Давай, девочка, это же приятно. Очень.
И Дина это поняла. Тоже прижалась. Поерзала, потерлась об него и застонала уже громче. И тут Дину наконец сорвало по-настоящему.
А Лёвке стало по-настоящему херово.
Она его уже совсем иначе целовала — влажно, жадно, видимо, даже начала осваивать технику засосов. Пару раз укусила. И терлась об него. Совершенно бесстыдно терлась о его торс.
О торс, бл*дь!
А ему кажется, что сейчас вполне реально порвать штаны. Собственными силами и без рук, так сказать. Невзирая на плотную ткань диагонального плетения и ширинку на болтах. Гудини бы обазвидовался.
Когда ее язык принялся творить какой-то совсем бесчеловечный беспредел с его соском, Лев понял, что все. Дальше он просто чокнется.
— Дина, пожалуйста… — боже, он говорит, как соседский Серега, когда его настигал эпилептический припадок. Так же эмоционально и бессвязно.
— Что такое? — ее быстрое горячее дыхание обжигает ему шею, грудь касается груди. Да пристрелите лучше из милосердия, но это выносить больше просто нет сил!