Все это – от лукавого.
Вот и весь политический багаж «толстовства»! Что же можно было сделать и чего добиться в политике с таким багажом. По совести, ничего! Ни теперь, немедленно, ни в будущем, в неопределенном отдалении, тем более, что и «будущее нам не принадлежит». Все делалось только «для Бога». Последствия во внешней области «могли быть», но о них запрещалось даже думать.
И, действительно, большинство приверженцев «толстовства» даже и не выполняло его радикальных требований и, в частности, перехода к личному земельному труду, а отказавшиеся от военной службы, – истинные мученики своей идеи, – часто гибли в одиночку по тюрьмам и дисциплинарным батальонам, где они также последовательно воздерживались от всякой агитации. Царское правительство побаивалось их влияния на солдат, но тем не менее легко справлялось с ними. Отказывались, впрочем, тоже не все «толстовцы». Поколебавшимся, как, например, Сулержицкому, Лев Николаевич писал, что он их не осуждает и что теперь он их любит даже больше, чем любил раньше…
Такое бездеятельное, пассивное отношение к тяжелому положению народа не могло удовлетворить всех, пошедших за Толстым, и я лично, например, всегда, хоть и не совсем сознательно, стремился обратить «толстовство» в общественное движение: выпуском коллективного воззвания против войны в 1914 году, основанием Общества истинной свободы в память Л. Н. Толстого в Москве, учреждением Вольного содружества духовных течений, устройством Курсов свободно-религиозных знаний, изданием журнала и т. д. За мной многие шли, как шли и за другим представителем подобного течения, основателем «Общины свободных христиан» в Петербурге и деятелем трудовой общины-коммуны «Трезвая жизнь» в Москве И. М. Трегубовым. Но считавший себя выразителем правоверного направления в «толстовстве» В. Г. Чертков осуждал подобные тенденции как «непоследовательные».
«Толстовцы», не исключая и Черткова, восхищались коллективными действиями у духоборцев (сожжение оружия, массовые демонстрации, общее переселение в Канаду и пр.), но… по их мнению, то, что позволялось духоборцам, наивным, необразованным крестьянам, не возвысившимся до высоты и последовательности «толстовского» учения, отнюдь не приличествовало единомышленникам Л. Н. Толстого. К духоборцам относились как к разновидности русского сектантства и потому принимали у них без возражений все, но от своих позиций отказываться все же не хотели. Духоборцы – «дети природы», а «толстовцы» – люди разумения, идущие за великим Толстым.
Таким образом, если исключить нечаянное идейное влияние «толстовства» на одиночек, – влияние понятное, если принять во внимание огромный талант и искренность Толстого-проповедника, – то мы должны признать, что оно не могло внести ничего существенного в дело борьбы за улучшение условий народной жизни и скорее, как это и утверждали с.-д. и коммунисты, играло отрицательную роль, отвлекая далеко не худшую часть молодежи от участия в политической жизни и в активной борьбе за освобождение трудящихся.