Простите, что сразу заговорил и наговорил так много о себе…
Не перестаю очень часто вспоминать о Вас, многоуважаемая София Андреевна. Собственно, всякое воспоминание о Ясной Поляне и о Льве Николаевиче связано и с воспоминанием о Вас. И не подумайте, чтобы при этом я мог питать другое чувство, кроме любви и глубокой благодарности Вам за ту большую долю испытанного мною великого счастья жизни у Вас, которая зависела от Вас.
Как бы ни различно понимали мы наши обязанности по отношению ко Льву Николаевичу, я не слепой, чтобы не видеть, что наша любовь к нему, – вероятно, большая у Вас, чем у меня, – связывает нас и, после смерти Льва Николаевича, объединяет.
Я думаю, что Вам сейчас очень тяжело, наверное тяжелее, чем кому бы то ни было из любивших Льва Николаевича и потерявших его. Пожалуйста не думайте, что Вы совершенно одиноки в своем горе и что Вашего горя не понимают и не сочувствуют Вам. Во всяком случае, я не с такими. И пожалуйста, Софья Андреевна, что что бы то ни случилось, я не перестану быть душевно преданным Вам и искренно уважающим Вас
Вал. Булгаковым
Томск, Духовская ул., д. 34, Гвинейской.
4. С. А. Толстая – В. Ф. Булгакову
1 июня 1911 г. Ясная Поляна
1 июня 1911 г.
Дорогой Валентин Федорович,
Очень была рада получить от вас письмо. За книги благодарю, но они еще до меня не дошли. Я уже прочла вашу книгу, и много плакала, когда передо мной воскресало тяжелое, последнее время жизни Льва Николаевича. До самой моей смерти я не перестану горевать и раскаиваться в том, что не сумела преодолеть своих чувств и не смирилась перед тем, что Лев Николаевич стал любить так пристрастно этого злого, хитрого и глупого Черткова, а ко мне так внезапно и болезненно для меня переменился. Любя своего мужа, я должна была перенести свое несчастье, предоставить ему любить, кого он хочет. Но и теперь, оглядываясь назад на то безотрадное время, я вижу, что в том болезненном и скорбном состоянии, в котором я была, – я не могла преодолеть своих чувств. Когда Лев Николаевич мне говорил, что Чертков самый близкий ему человек, я затыкала уши, убегала и плакала. Ведь 48 лет этим самым близким человеком была я.
Живу и занимаюсь только тем, что так или иначе касается моего покойного мужа. Была в Петербурге, с болью сердца, по просьбе сыновей, продавала Ясную Поляну. Правительство, по-видимому, ее купит>1.
Вопрос о возврате мне рукописей из Историч<еского> Музея я пока оставила нерешенным до сентября>2. Издание посмертных сочинений, по словам П. И. Бирюкова, не подвинулось ни на один шаг>3. Хирьяков что-то напутал за границей и даже напортил