В споре с Толстым. На весах жизни (Булгаков) - страница 217
Вчера еще, вернувшись из Москвы, я написала сыну Сереже о том, о чем вы просите, т. е. что не может ли Толстовское общество найти вам защитника и поспешить с этим делом. С своей стороны я хлопотать не могу, не знаю как; слышала, что в Москве хлопочут об этом. Татьяна Львовна много трудилась, но теперь она бессильна по нездоровью.
Очень жалею я милого, кроткого и самоотверженно-деятельного Душана Петровича. Упрекаю вас, что вы подвергли его такой участи и взяли его подпись>4. Весь народ вокруг Ясной очень жалеет его и бедствует без медицинской помощи. Вчера был случай на деревне, где нужна была немедленная хирургическая помощь, а подать ее некому, и вероятно больной умрет. И много таких случаев, и это на вашей совести. И самого его, Душана, жаль; он немолодой, слабый.
Вашу мать я, к сожалению, не видала, мне бесконечно жаль ее>5. Почему вы решили, что то, что вы сделали – это fais се que doit>6… а может быть, совсем не doit, т. е. не нужно было.
Впрочем, простите; вместо утешения я только расстроиваю вас. Помоги вам Бог до конца вынести то, что вы переживаете, и продолжать верить в пользу ваших мыслей и поступков.
Живу я грустно, за всех болею сердцем и чувствую свое 70-летнее бессилие во всем. – Ниночка вам кланяется, а я желаю всего лучшего.
Вы спросили о судьбе рукописей. Я все свезла в Рум<янцевский> Музей>7, но ничего не разобрано, не готово помещение. Прощайте, Бог даст, когда-нибудь увидимся, хотя у меня уже нет будущего.
Преданная вам
С. Толстая
20 июня 1915 г. Тула
20 июня 1915 г.
Дорогая Софья Андреевна!
Я давно уже получил Ваше письмо, о котором Вы говорили мне при личном свидании. Искренно благодарю Вас за него. Приятно было мне получить сведения о членах Вашей семьи, – то, что Вы не досказали в короткое время свидания. – Что касается вопроса о защитниках, то он выяснен вполне. Защитниками нашими будут: В. А. Маклаков, Н. П. Карабчевский, Б. О. Гольденблат, П. Н. Малянтович, Н. В. Тесленко, Н. К. Муравьев и М. Л. Гольдштейн. Об именах этих я знаю от матери и от Гольденблата. Каждый из нас, обвиняемых, должен заявить о допущении к его защите всех семи адвокатов. – На днях же я получил письмо от А. Е. Грузинского, ответ на мое. Личные недоразумения между нами мы, слава Богу, покончили совсем. Он пишет, что постарается убедить Толстов<ское> об<щест>во оставить право окончить описание библиотеки за мной (это он решил сам, без всякой моей просьбы) и что, во всяком случае, Об<щест>ву необходимо подождать результатов суда надо мной. Это тем более не может быть стеснительно для Толстов<ского> об<щест>ва, что все равно во время войны трудно искать у публики интереса к изданию описания в свет и что, таким образом, «время терпит». В самом деле, м<ожет> б<ыть>, мне и удастся освободиться не через слишком продолжит. срок. Тем не менее я высказал Грузинскому свое желание составить объяснительную записку по поводу моей работы, с подробнейшими указаниями, на чем работа остановилась, с чего нужно ее продолжать и т. д., и т. д. Он оч<ень> одобрил эту идею и предложил послать эту записку прямо в Правление Толст<овского> об<щест>ва. Я так и сделал: подробнейшая записка составлена и уже отослана мною Об<щест>ву. Следовательно, если не удастся окончить описания библиотеки мне, другое лицо, с моей запиской в руках, сможет заменить меня. Мысль об этом теперь успокоила меня за судьбу описания. Грузинский прибавляет, между прочим, что