. В Риме, на мой взгляд, также существуют галереи, действующие в духе
Il Milione, правда, ведут они эту политику в более скрытой форме.
Эти действия, эти проявления глухой злобы, что я постоянно и повсюду испытывал все эти годы, а ныне к ним прибавилась еще и та зависть, которую вызывают статьи Изабеллы Фар, — явление, по существу, не столь загадочное, каким кажется. Этому явлению я неоднократно давал объяснения на страницах своих воспоминаний, но, прежде чем их закончить, я хочу вернуться к этому вопросу еще раз. Следует признать, что последние лет тридцать Италия, по существу, — страна, изобилующая несостоявшимися писателями и немощными интеллектуалами, и наиболее многочисленна эта порода людей в Риме. Совершенно очевидно, что найти эквивалент моей живописи, достигшей такого высокого уровня мастерства и пластической выразительности, как и статьям Изабеллы Фар, отличающимся философичностью, образностью, логикой, ясностью, убедительностью, а в целом талантом, можно, только вернувшись во времена Артура Шопенгауэра. Вполне понятно, повторяю это еще раз, что появление подобной живописи и подобных статей каждый раз подобно грому среди ясного неба. И тогда горемыки изливают свою душу как могут.
Немощным интеллектуалом был, собственно, и несостоявшийся писатель Муссолини. Он бросился в политику, создал фашизм, и все, что он сотворил, он сотворил из желания проявить себя. По счастью, такие случаи, как с Муссолини, крайне редки, поскольку, повторяю еще раз, по счастью, держать более двадцати лет в условиях диктатуры целый народ, дойти до того, чтобы объявить войну ни много ни мало Англии, России, Америке и довести собственную страну до того состояния, в котором ныне пребывает Италия, только потому, что для тебя ясно и понятно, что ты никогда не станешь ни Флобером, ни Достоевским, ни даже новеллистом из Tribuna illustrata, мало кому удается. Так будем же благодарны всем тем, кто стоит на нашем пути сегодня и вместо того, чтобы, изливая свою зависть, творить подобного рода катастрофы, ограничиваются тем, что, восхваляя мою метафизическую живопись, злобствуют по поводу новой и с поистине смехотворным упорством хранят молчание по поводу статей Изабеллы Фар.
Итак, дорогой читатель, в своих воспоминаниях, размышляя и вынося суждения относительно различных людей и событий, я подошел к июлю 1945 года, знойному июлю, наводящему уныние сезону, удручающему не столько своей исключительной жарой, сколько тем смутным, злым, аморальным и глупым зрелищем, которое представляет собой человечество. Я утешаюсь тем, что занимаюсь живописью, прилагая все свои силы и старания, и читаю статьи Изабеллы Фар.