Толстой Татьяну и усыновил. Или, точнее: он написал биографию дочери ее — биографию, которую «бедная Таня» как будто уже предчувствует в своем последнем печальном монологе, тревожно и смутно обращенном в будущее.
Другая черта сходства между Пушкиным и Толстым: изображение человека и его души, отношение к «психологии».
Пушкин, правда, не успел в этой области нащупать что-либо вполне отчетливое, и приходится помимо «Онегина» обращаться тут лишь к «Капитанской дочке».
Но если сравнить «Капитанскую дочку», например, с «Мертвыми душами», поражает прежде всего то, что у Пушкина нет типов, нет скульптурности и резкости в очертании душевной жизни. Гоголь подчеркивает то, что ему особенно в человеке нужно подчеркнуть, молчит о другом, обрывает связи, сгущает состав побуждений и чувств — создает, одним словом, какие-то фрески, незабываемые и невероятные. Но, создавая типы, — забывает о создании людей!
По той же дороге, в сущности, идет и Достоевский, хотя и с колебаниями, так же поступает и Гончаров, особенно в «Обломове»: одно свойство определяет человека и, во всяком случае, играет организующую роль в его психике. Пушкин на первый взгляд — бледнее. Но бледнее он потому, что правдивее и даже реалистичнее, — потому, что он раньше кого бы то ни было в нашей литературе увидел «текучесть», изменчивость, расплывчатость, зыбкость человеческой души, настолько сотканной из противоречий, что контуры ее не могут быть тверды и ясны.
У Толстого, при всей его изобретательной мощи, типов нет совсем. Даже больше: чем он пристальнее в человека вглядывается, тем тот становится туманнее и неуловимее. Князь Андрей или Вронский неизмеримо менее отчетливы, нежели Плюшкин. Но с князем Андреем или Вронским мы будто только вчера расстались, а с Плюшкиным не знакомы совсем. У князя Андрея есть душа, а на Плюшкине маска, с блестящим мастерством изготовленная по классическому рецепту.
Случаен ли толстовский метод? Есть в «Воскресении» удивительная, граничащая с ясновидением, страница, уничтожающая всякие сомнения насчет этого.
Начало 52-й главы:
«Одно из самых обычных и распространенных суеверий то, что каждый человек имеет одни свои определенные свойства, что бывает человек добрый, злой, умный, глупый, энергичный, апатичный, — и так далее. Люди не бывают такими. Мы можем сказать про человека, что он чаще бывает добр, чем зол, чаще умен, чем глуп, чаще энергичен, чем апатичен, и наоборот; но будет неправда, если мы скажем про одного человека, что он всегда добрый или умный, а про другого — что он всегда злой или глупый. А мы всегда так делим людей. И это неверно. Люди как реки; вода во всех одинаковая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то тихая, то чистая, то холодная, то мутная, то теплая. Так и люди. Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских и бывает часто совсем не похож на себя, оставаясь все одним самим собой…»