Парадокс о жирафах едва ли кого-нибудь обманет — даже и в советской России, где сознание по этой части умело обработано. Не говоря уже о том, что классическая, квази-заклинательная формула «Маркс-Энгельс-Ленин-Сталин» дает все сильнейшие трещины — и должна при сколько-нибудь углубленном внимании к жизни, к тому, что происходит в стране, к тому, что насаждается или поощряется свыше, наводить на «раздумья» отнюдь не рекомендованные. В сравнении с тюрьмой предположение о роскоши сделано лишь для наглядности. На самом деле она, эта тюрьма, довольно-таки убога.
В споре кто-то вспоминает о Гамлете с его «рефлексией».
Гелинский возражает:
— Гамлет прежде всего потому и задает себе знаменитое «to be or not to be», что он бездельник! Не станете же вы его считать представителем людей интеллектуального труда? Чем занимался этот печальный юноша? Принимал красивые позы и твердил во всех наклонениях вопрос печальный «быть или не быть». Вы думаете, что я предложил бы отправить его на фабрику, этого датского недоросля? Нет, на фабрику я погнал бы Митрофанушку, нашего недоросля, а Гамлета — нет! Он мог бы учиться, этот датский Митрофанушка. Он кое на что способен!
Но красота? — спрашивают Гелинскиого. — Ведь вот, он сам упомянул, что поза Гамлета «красива». «Зачем же так сурово отнимать красивую позу у человечества? Вот тут позволю себе вас вынудить сознаться, тут как раз вы и отрицаете многогранность человеческих ощущений и проповедуете сухой утилитаризм!»
Гелинский не сдается. Нет, большевики не отрицают «красоты». Но — …красивее всего в мире — природа. Это мнение наиболее общее для человечества. Есть ли в этой красоте хоть что-нибудь лишнее? Райская птица не потому красива, что она захочет принять красивую позу, а потому, что ей такое оперение способствует жизни. А бездельники Гамлеты способны создавать изысканность, утонченность, псевдо-красоту. Не думаю, чтобы вы лично задавались вопросом: «быть или не быть». Тем более не согласен, что все человечество мучит этот вопрос. Вы просто живете, творите, боретесь. Ответ на этот вопрос Гамлета у меня один: и быть и не быть! В старое время Гамлету ответил наш камаринский мужик: «И жить будем, и любить будем, а смерть придет — умирать будем». Спор окончательно разрешает Миша, беспорочный герой романа, «светлый юноша», партийный Зигфрид, или Ахилл:
— Лучший ответ ему: не быть, чтобы быть!
— Прекрасный ответ, — восхищается Гелинский. — Могучий ответ нашей молодежи датскому принцу! Лозунг для людей передового класса, знающего, что, строя бесклассовое общество, выходя на бой с тысячелетиями, они, и погибая, становятся бессмертными в своих завоеваниях. Вопрос, замучивший Гамлета, был роковым только для него, для людей его класса, для его эпохи!