«Что хотел сказать автор?» — как водится, спросят они. О, ничего контрреволюционного: критика заведомо лжет, упрекая его во всех смертных, вредительских грехах. Автор искренне хотел укрепить «величественное здание большевизма». Но он сунулся туда, куда его не приглашали. Он забыл, что в 1937 году настроения и моды уже совсем не те, что были десять или пятнадцать лет тому назад, — и вместо славословий принялся что-то бередить и будоражить. О таком сотрудничестве его не просили. Мир в главных чертах уже построен, и никакие импровизации не нужны. Макаров расплачивается за то, что решился размышлять — в стране, где все обязаны лишь умиляться, благодарить и блаженствовать.
Эпизод с «Мишей Курбатовым» до крайности характерен для теперешнего положения вещей в России. Если верно, что Сталин расправляется со всеми людьми беспокойного духовного склада, — то и в литературе сейчас господствуют такие же веяния. Прежде стремления направлены были к тому, чтобы установить единомыслие. Сейчас официально допускается лишь безмыслие. В этом отношении литературная политика власти сейчас реакционнее, чем когда бы то ни было. Отрада лишь в том, что сквозь нее — как и сквозь весь вообще «сталинизм», явление не столько умышленное, сколько стихийное, — уже видна «заря дней лучших».
<«Шестая повесть Белкина» М. Зощенко. — «Записки» А. Лескова>
Зощенко написал «Шестую повесть И. П. Белкина», написал довольно ловко, если не считать двух-трех мелких стилистических промахов.
Не будь пушкинское наследие настолько изучено, что подобные «открытия» решительно больше невозможны, автор мог бы выдать свою подделку за оригинал. Многие, вероятно, попались бы, как не раз уже в истории литературы и искусства бывало. Из этого, однако, вовсе не следует, что Зощенко такой же мастер, как Пушкин. Всякий знает, что творчество «à la manière de…» — дело не Бог весть какое хитрое. В сущности, даже слово это, творчество, — тут неуместно, ибо речь идет о снятии копии, т. е. о занятии ремесленном, требующем лишь более или менее разработанной техники.
Любой средний современный поэт в состоянии написать стихи, скажем, под Тютчева, да некоторые только то и делают, что всю жизнь пишут «под» кого-нибудь, достигая порой почти полного сходства с облюбованным подлинником… Зощенко, кажется, отнесся к своему пустячку всерьез. Очевидно, чувство юмора изменяет иногда этому прирожденному юмористу. Он пишет, например, что «вместе с Пушкиным погибла та настоящая народная линия в русской литературе, которая была начата с таким удивительным блеском, и которая во второй половине прошлого столетия была заменена психологической прозой, чуждой, в сущности, духу нашего народа».