«Последние новости». 1936–1940 (Адамович) - страница 199

Признаюсь, я начал читать «На Востоке» с уверенностью, что это действительно превосходная и глубокая по замыслу вещь, одно из тех трех-четырех произведений, которые от советской литературы «останутся». Не только отзыв Толстого настраивал к ней предвзято-благожелательно, но и то, что вообще пришлось в последнее время о «На Востоке» слышать. Не столь давно такая же «волна читательского одобрения» предшествовала «Нашим знакомым» Юрия Германа, и книга не обманула. Казалось, не обманет и Павленко. Все, что печатал он до сих пор, было талантливо, хотя и смущала порой его «перестройка», от первых изящно-стилизованных экзотических рассказов в духе какого-то советского Пьера Лоти до позднейших, идеологически-выдержанных повестей на партийные темы. Но мало ли о чем писателям в СССР приходится писать! Мало ли что с ними там случается! Павленко, во всяком случае, принадлежал к тем, чей кредит не совсем еще подорван, и то, что он наконец нашел себя, казалось возможным и радовало… Да, повторяю, радовало. Кто же в самом деле верит, что нас здесь радуют только их оплошности и срывы, что мы «с коварством классового врага» подстерегаем и ловим малейшую глупость, чтобы от нечего делать вдоволь над ней поиздеваться, малейший промах, чтобы покрасоваться собственным превосходством! Если стихи в память и честь Пушкина заканчиваются возгласом: «Да здравствует Сталин!», то от грустной иронии воздержаться действительно трудновато (а такие стихи напечатаны в последнем номере «Красной нови»). Но «прорастание» русской литературы сквозь литературу советскую слишком тесно сплетено с бескорыстнейшими надеждами, чтобы могли мы за ним следить не иначе как с вниманием и даже с волнением. Казалось, книга Павленко — один из таких ростков.

Но нет — иллюзии рассеяны. Если бы десять Алексеев Толстых заявили, что «На Востоке» не только лучше «Петра», но и выше «Войны и мира», мы все-таки ответим, что это роман эффектный, ловкий, неплохо написанный, но внутренне пустой и по духовному своему значению ничтожный. Недоразумение, несогласие, расхождение возникают вовсе не из-за каких-либо политических причин, а из-за разницы во взглядах на творчество. «На Востоке» — роман, как выражаются в СССР, «оборонный». Посвящен он неизбежной, по мнению автора, войне России с Японией — и столь же неизбежной русской победе. Прекрасно. Все может стать темой художественного произведения — или, вернее, все может лечь в основу его фабулы. Но если замысел этой «оборонной тематикой» и исчерпывается, если замысел не идет ни шире, ни глубже, если он не возвышается над батальными сценами в порыве к обобщению, к «ужасу и жалости», внушаемых этой кровавой трагикомедией, если поэтическая идея книги совпадает с очередным