Списываю почти наудачу небольшое стихотворение из «Рассветов»:
Все помню — без воспоминаний,
И в этом счастье пустоты,
Март осторожный, грустный, ранний,
Меня поддерживаешь ты.
Я не люблю. Но отчего же
Так бьется сердце, не любя?
Читаю тихо, про себя:
«Онегин, я тогда моложе,
Я лучше, кажется…».
Едва ли,
Едва ли лучше, до — печали,
До — гордости, до — униженья,
До — нелюбви к своим слезам…
До — пониманья, до — прощенья,
До — верности, Онегин, вам!
Одно из определений поэзии Червинской, которое на днях случайно пришлось слышать: «хотела хоть на несчастье построить жизнь, да и то не вышло…». Очень верно! Но «Рассветы» не сентиментально-жалобный, расплывчатый рассказ о жизненном крушении, а умный и даже отчетливо «волевой» подбор слов, в котором этот «жизненный случай» навсегда запечатлен. Как всякая поэзия, — о чем бы она ни говорила.
* * *
Стихи монахини Марии — поэта, первые произведения которого появились в печати не меньше четверти века тому назад — во всем противоположны стихам Червинской.
Но люди одной эпохи дышат все-таки одним и тем же воздухом, — если только, впрочем, они действительно дышат, а не вычитывают в чужих книгах то, о чем из вторых рук принимаются затем рассказывать. Поэтому кое в чем можно уловить «перекличку». Есть у монахини Марии несколько стихотворений, которые к «Рассветам» будто и относятся.
Не то, что мир во зле лежит, не так, —
Но он лежит в такой тоске дремучей!
Все сумерки, — а не огонь и мрак,
Все дождичек, — не грозовые тучи!
За первородный грех Ты покарал
Не ранами, не гибелью, не мукой, —
Ты просто нам всю правду показал
И все пронзил тоской и скукой!
Да в более общих очертаниях и весь сборник может быть воспринят как поправка или нетерпеливое возражение к распространенным в теперешней поэзии темам и настроениям.
Надо, однако, сразу отметить, что поправка эта выходит за пределы литературы, монахиня Мария пишет стихи «религиозные», или по крайней мере такие, которые задуманы, как иллюстрация к религиозному порыву. Можно, конечно, избежать всякой раздвоенности, всякого гамлетизма, даже не будучи человеком твердо верующим! Но при наличии веры, особенно такой восторженно-пламенной и действенной, как у матери Марии, — Гамлет исчезает во всяком случае. На «быть или не быть?» ответ уже дан: даже больше, — самый вопрос нелеп и оскорбителен! Главное разрешено, душа вовлечена в ликования, бури или проклятия. Как писал когда-то Осип Мандельштам, обращаясь от современности к персонажам Озерова:
Что делать вам в театре полуслова
И полумаск, герои и цари?
Пропасть неизбежна. Монахиня Мария не в пример другим имеет основания поучать, потому что несомненно, по искреннейшему своему убеждению идет к людям с помощью. Она должна поучать и призывать, иначе изменила бы себе. Она говорит не от своего имени. Но, повторяю, вопрос об отклике на ее призыв — шире вопросов литературных, и особенности ее поэтического тона нельзя объяснять особенностями стиля и техники.