Его отец и дед были юристами, и казалось, что единственным приемлемым вариантом карьеры в его семье было вступление в ряды духовенства. Но де Менонвиля интересовал другой вариант: ткани и, что важнее, их окрашивание. Сразу после окончания юридического факультета он переехал в Париж, чтобы изучать ботанику. В дореволюционные дни его детства либеральные мыслители научили де Менонвиля верить, что наука не должна быть тайной или элитарной, она обязана приносить непосредственную пользу людям. В результате он с юношеским патриотическим пылом читал политические труды аббата Рейналя, который был не только священником, но и экономистом. «Кошениль, цена которой всегда высока, должна вызвать интерес у тех народов, которые выращивают урожай на американской земле. Она также должна интересовать и других людей, тех, которые живут там, где температура подходит для жизни этого насекомого и растения, которым оно питается», – так писал Рейналь. Он с чувством сожаления отметил, что «тем временем власть над этой богатой промышленностью целиком сосредоточена в руках Новой Испании». Де Менонвиль воспринял эти слова как описание своей миссии и начал планировать великое приключение: он задумал украсть секрет кошенили.
В январе 1777 года взгляды испанцев обратились к результатам войны за независимость тринадцати колоний британцев и, что еще более важно, к Перу и Колумбии, где восстания, происходившие в течение следующих четырех лет, бросали вызов их господству в Южной Америке. Тем временем де Менонвиль высадился на Кубе, в Гаване, прибыв туда на бригантине «Дофин». Когда его корабль следовал вдоль Французского Гаити, он с благоговением смотрел на батареи, цитадели и форты с их «бесчисленными жерлами грохочущих пушек» и воображал, что все они направлены против него, чтобы помешать его плану получения кошенили. Де Менонвиль не понимал, что корабль, вошедший в порт, игнорируя приказы испанцев бросить якорь за пределами гавани, был опасно близок к тому, чтобы получить «несколько неприятных салютов из двадцатичетырехфунтовых орудий».
Он вез с собой «кое-какую одежду, фрукты и другую еду, но особенно много склянок, фляжек, футляров и коробок всех размеров». У него также был паспорт, полученный в Порт-о-Пренсе, письмо, в котором он характеризовался как ботаник и врач («на что я имел справедливое право, имея диплом о врачебной практике», – написал он в своем дневнике, вероятно, потому, что располагал бумагами, а не многолетним практическим опытом в медицине), и благословение французского правительства. Получить наличные было труднее, чем благословение: «Я получил вместо шести тысяч ливров, обещанных мне морским министром, не более четырех: данное обстоятельство было вызвано недостатком денег в казне».