. К 1858 году каждая дама в Париже и Нью-Йорке, которая могла позволить себе подобное, носила «лиловый», а Перкин, открывший красильную фабрику вместе с отцом и братом, стал богатым человеком еще до того, как ему исполнился двадцать один год. Без его открытия промышленные красильщики, вероятно, удовлетворяли бы возникший спрос, смешивая индиго с мареной или используя лишайники. Но ничто не могло сравниться по привлекательности с идеальным фиолетовым цветом синтезированного Перкином красителя. Каменноугольная смола – это органическое вещество, продукт разложения очень древних окаменелых деревьев. Было доказано, что она обладает потенциалом для получения тысяч разных красок, и изобретение Перкина вдохновило химиков на поиск множества других нефтехимических красок и красителей. В течение десяти лет они почти полностью заменили многие краски, о которых шла речь в этой книге. Более того, как показал Саймон Гарфилд в своей книге Mauve, открытие Перкина имело много полезных медицинских и коммерчески выгодных побочных эффектов и привело других ученых к открытию бацилл холеры и туберкулеза, к химиотерапии, к возникновению иммунологии и отчасти сомнительному подарку судьбы в виде сахарина. Некоторые из крупнейших сегодня фармацевтических компаний в Европе, включая BASF, Ciba и Bayer, начинали как небольшие красильные заводики в те сумасшедшие дни, когда химики пытались извлечь все больше и больше красок из угля.
Но неистовство «лилового десятилетия» также возродило интерес к более древней пурпурной краске из таинственного Тира. Через четыре года после открытия Перкина французский император Наполеон III направил археологическую экспедицию, которая должна была попытаться выяснить, где находился этот город и осталось ли что-нибудь от его богатств. А несколько лет спустя некоторые еврейские ученые познакомились с открытием Перкина и начали, как оказалось, очень медленный процесс разгадки тайны самой священной нити в иудаизме.
Тирский пурпур, как было известно образованным людям, делали из моллюсков, которых вылавливали в восточном Средиземноморье. Но каких именно моллюсков и как обработанных – все это в дни повального увлечения лиловой краской, в 1850-х годах, было неизвестно. Старые красильщики пропали после штурма Константинополя в 1453 году (или даже раньше: возможно, последнее упоминание об окрашивании пурпуром как о солидной промышленности было найдено в дневнике Вениамина Туделы и относится к 1165 году – он упомянул, что еврейская община Фив славилась производством шелковых одежд и пурпура), они не оставили никаких свидетельств с описанием секретов своей работы. И никто не знал доподлинно, как именно выглядел их готовый продукт. Была ли пурпурная краска императорского Рима похожа на тот цвет, который обнаружил Перкин, – почти безвкусная версия последней части спектра? Или это был другой, почти мистический оттенок, более подходящий для человека, благословленного богами и потому имеющего право носить одежду этого цвета на публике? И вообще, что – или где – был Тир?