— А я вот тоже один раз опоздал из армии прийти…
Алексей долгим взглядом посмотрел на Анну.
— Не можете простить мне?
— Нет, почему…
Из комнаты послышался детский смех.
— А девочек что за стол не зовете?
— Я их только что накормила. Сейчас укладывать спать буду.
За дверью раздались шаги. Вошел Дондок, длинный, сухопарый. Редкие усы его были подернуты инеем. Дондок подал Алексею большую, как лопата, руку.
— Здорово. Спасибо тебе, Алексей. Теперь мой дом — твой дом. Анна, вари бухлер.
— Да я уже сыт, Дондок. И ехать мне пора.
Анна в недоумении смотрела то на Дондока, то на Алексея.
— Что стоишь? — прикрикнул на нее Дондок. — Алексей Баирму спас, не дал угаснуть очагу в этом доме. Носи все на стол. Однако гулять будем.
Пронеслась буря. Обновленная степь, залитая светом, дышала свежестью. Табунки диких коз, выбравшись из лесных убежищ, паслись на увалах. В распадках мышковали голодные лисы. На вершину заречного хребта вышел изюбрь и, гордо подняв голову, застыл как изваяние. Отсюда, с поднебесной выси, он смотрел на степь, которая радужно мерцала от Онона до Алханайских гор. Чуткое ухо изюбра уловило несмелое косачиное бормотание из покоти. Это была первая, еще робкая песня любви. Ни лютые морозы, ни свирепые пурги не могли остановить жизнь на земле. Совсем рядом о сухой сук выбил барабанную дробь дятел, а затем протяжно прокричал: «Ня-я-я». Вздрогнул изюбрь, вздыбился и, наслаждаясь силой, побежал к важенкам, что грелись на солнце у скал.
Анна увидела изюбрей, помахала им рукой.
— Дожили до солнышка.
В деревне возле домов пурга намела высокие сугробы. С них ребятишки катались на санках, фанерных листах и даже в ваннах. Старики отгребали от калиток снег. Бульдозеры расчищали снег по проулкам.
Из боковой улицы вышла Аграфена Бянкина, увидела Анну, поспешила к ней. Лицо у Аграфены было заплакано.
— Что случилось? — встревожилась Анна.
— Петруша потерялся. Уехал перед пургой к кому-то на чабанскую стоянку и как в воду канул. Я все эти дни места не нахожу. В правление сбегала. И там про него никто ничего не знает.
— Да живой твой Петруша. В молодежной бригаде он. С ним там вместе были.
— О, господи, — сквозь слезы заулыбалась Аграфена. — И чего я только не передумала. Хоть не обморозился?
— Мужик уже, что ему сделается.
— Какой там мужик, — махнула рукой Аграфена.
— Вот-вот заявится, дорогу мы на тракторе пробили.
— Спасибо тебе, Аннушка, — Аграфена концом платка вытерла слезы. — Побегу на ферму. Что там творится: коровы с вечера не кормлены, молоко вывезти не могли, пришлось морозить; с телятника крышу сорвало. До свидания. Забегай к нам.