…Тема петровских денщиков вновь возникнет под пушкинским пером в «Истории Петра». В 1699 году, записывает Пушкин, «примером своим (и указами?) уменьшил он число холопей. Он являлся на улице с одним или тремя денщиками, скачущими за ним» (X, 43).
Кажется, далеко раздается цокот их копыт. Вослед грозному – Медному – всаднику петровские денщики продолжают свою скачку по страницам пушкинских рукописей.
«Вослед Бовы иль Еруслана»
Заправлять арапа (груб. прост.) – рассказывать небылицы, привирать…
Словарь русского языка, т. I. М., 1981, с. 43
История царского арапа настолько фантастична и чудесна, что напоминает сказку – так кажется не только нам, сегодняшним читателям, так казалось и современникам Ганнибала.
Взгляд этот нашел отражение на страницах романа. Боярин Ржевский рассказывает о будущем зяте: « – Он роду не простого, – сказал Гаврила Афанасьевич, – он сын арапского салтана. Басурмане взяли его в плен и продали в Цареграде, а наш посланник выручил и подарил его царю. Старший брат арапа приезжал в Россию с знатным выкупом и…
– Батюшка, Гаврила Афанасьевич, – перервала старушка, – слыхали мы сказку про Бову-королевича да Еруслана Лазаревича. Расскажи-тко нам лучше, как отвечал ты государю на его сватание» (VIII, 25).
Пушкин на протяжении всей жизни много раз обращался к сказке о Бове-королевиче[429]. Первая попытка написать поэму «Бова» относится еще к лицейскому времени (1814 год). В 1822 году Пушкин записывает три плана сказочной поэмы про Бову, перечень действующих лиц и наброски начала поэмы, где на пир к царю Зензевею, под «народны клики»
Съезжаются могучие цари,
Царевичи, князья, богатыри… (V, 156)
Последнее обращение Пушкина к сюжету о Бове датируется 1834 годом: на листке с планом «Капитанской дочки» набросан и новый план сказки о Бове, опять перечень ее главных героев и две строки:
Красным девицам в забаву,
Добрым молодцам на славу. (XVII, 32)
Пожалуй, такой же устойчивый интерес – протяженностью в жизнь – наблюдается у Пушкина разве что в отношении истории его черного прадеда.
Пушкин, конечно, не усматривал прямых ассоциаций в сказочных судьбах Бовы, «принца крови, сына царского», и Ибрагима, «сына арапского салтана». Только чудесная пестрота судьбы, взлеты ее и падения объединяют двух принцев. Есть и еще один нюанс: обе истории – заморские, иноземные, рассказанные на русский лад. Древняя итальянская романтическая поэма «Буово д’Антона» свободно вошла в мир нашей народной сказки, срослась с русским фольклором. Рыцарская повесть превратилась в подлинно «народную книгу» (термин В.Я. Проппа)