А еще через полтора века известный журналист-международник и пушкинист Николай Прожогин, после долгих поисков, нашел на старом итальянском кладбище во Флоренции тот самый горчаковский памятник с эпитафией по-русски, сочиненной самим Корсаковым[668].
Итак, как мы видим, бывал в Италии и другой лицейский товарищ Пушкина князь Александр Михайлович Горчаков, только что начинавший свою дипломатическую карьеру. Это ему посвящены пушкинские строки:
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе – фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Все тот же ты для чести и друзей. (II, 426)
Посещал Апеннины еще один лицеист, ставший профессиональным дипломатом – Сергей Григорьевич Ломоносов. Он окончил свою жизнь в Италии и похоронен в городе Ливорно.
Как подсчитал современный исследователь Юрий Дружников, автор интереснейшей книги «Узник России», из двадцати человек, подписавших устав литературного общества «Арзамас», за границу, кроме Пушкина, съездили все. Запад почитался в «Арзамасе» эталоном свободы, где, как писал Николай Тургенев, «правительство существует для народа, а не народ для правительства»[669].
Один из лицейских учителей Пушкина проф. Николай Федорович Кошанский, который привил лицеистам вкус к изучению древнего мира, тоже в свое время намеривался познавать археологию и изящные искусства в Италии. Но планам этим было не суждено осуществиться, и Кошанский ограничился изучением художественных сокровищ Петербурга.
Власти разрешали поездки, но не поощряли. Патриотичным считалось сидеть дома. Об этом с иронией написал другой однокашник Пушкина Антон Дельвиг в стихотворении «Тихая жизнь»:
Блажен, кто за рубеж наследственных полей
Ногою не шагнет, мечтой не унесется…
Пушкин откликнется на эти слова чуть позже, в 1820 году, когда к поэме «Кавказский пленник» выписал по-итальянски эпиграфом цитату из поэмы Ипполито Пиндемонте с символичным названием «Путешествия», впоследствии вычеркнутую:
Oh felice chi mai non pose il piede
Fuori della natia sua dolce terra…
(О счастлив тот, кто никогда не ступал
За пределы своей милой родины…
[670]) (
IV, 413, 443)
Пройдет полтора века, и эта строка из Пиндемонте попадет в перекличку двух других русских поэтов. Александр Кушнер обращается к изгнаннику Иосифу Бродскому:
…Для нас, тебя на горизонте
Распознающих по огням,
Проверь строку из Пиндемонти,
Легко ль скитаться здесь и там?
[671]Но Пушкин еще в молодости отрекомендовался так:
Краев чужих неопытный любитель
И своего всегдашний обвинитель… (1817; II, 43)
Поэт спустя много лет (в дневнике 1834 года) резко отозвался о царском указе, ограничивавшем право русских подданных ездить в Европу. За его плечами было уже несколько неудавшихся попыток вырваться за границу. А ведь все начиналось как нельзя лучше: послелицейское «распределение» в МИД, мечты о скором отъезде… 26 августа 1817 года Пушкин провожает за границу своего лицейского приятеля Федора Матюшкина: он сам убедил товарища отправиться в плавание, наблюдать мир и вести дневник. Договорились встретиться в чужих краях: «