» Никколо Макиавелли (1469–1527): «Человек по своей природе склонен более к осуждению, нежели к похвале (говорит Макиавелль, сей великий знаток природы человеческой)…» Здесь же находится заметка об одном «из самых ревностных гонителей памяти Макиавелловой» иезуите Антонио П о с с е в и н о[765] (Пушкин его называет, в соответствии с русской исторической традицией, «иезуит Посвин»), который «соединил в одной книге все клеветы, все нападения, которые навлек на свои сочинения бессмертный флорентиец, и тем остановил новые издания оных. Ученый Conringius, издавший “Il principe” в 1660 году, доказал, что Посвин никогда не читал Макиавелля, а толковал о нем понаслышке». (1831). Поссевино не читал, а Пушкин читал. И даже правильно употребил определенный артикль мужского рода перед итальянским названием главного труда Макиавелли «Государь». Там же, в «Table-Talk», Пушкин приводит латинское изречение «Divide et impera» (разделяй и властвуй) со следующим комментарием: «правило государственное, не только махиавелическое (принимаю это слово в его общенародном значении)». М.Н. Розанов проследил элементы влияния идей Макиавелли в поэме Пушкина «Анжело». Поссевино был послан папой Григорием ХIII в Польшу и Россию. Он писал кардиналу ди Кома: «Хлыст польского короля, может быть, является наилучшим средством для введения католицизма в Московии». Иезуиты же были инструкторами и координаторами действий двух первых российских самозванцев; сохранился составленный ими для «тушинского вора» подробный наказ. Пушкин показал свое знакомство с этими планами в «Борисе Годунове» словами Лжедмигрия, обращенными к Марине Мнишек:
…Но знай,
Что ни король, ни папа, ни вельможи
Не думают о правде слов моих,
Димитрий я иль нет – что им за дело?
Но я предлог раздоров и войны.
Им это лишь и нужно. (VII, 65)
Назовем и еще одно имя. Ряд исследователей пушкинского романа в стихах подметили, что понятие дендизма как манеры поведения восходит к творчеству итальянского писателя эпохи Возрождения Бальдассаре К а с т и л ь о н е (1478–1529), в частности, к его книге «Придворный» («Cortegiano», 1524). Там следующим образом сформулирован основной светский закон «хорошего вкуса»: «Я открыл одно универсальное правило – …высказывать во всем своего рода раскованность (sprezzatura), которая бы скрывала искусство и являла то, что делается и говорится, совершаемым без труда и словно бы без раздумывания»[766].
Термин «спреццатура» был взят на вооружение историками культуры; к началу XIX века, то есть к моменту возникновения