«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы (Букалов) - страница 255

, понятия грации и спреццатуры вполне утвердились не только в отношении идеального поведения джентльмена, но и в применении к определенному стилю в искусстве. Кастильоне описал то, что в живописи реализовали Микеланджело, Тициан и Рембрандт, а в литературе было воплощено в произведениях Ариосто, Тассо, Пульчи и других творцов итальянского Возрождения, оказавших огромное, тщательно документированное и изученное влияние на Байрона и, через посредство английского поэта-романтика, на Пушкина[767]. Не случайно дендизм нашел свое яркое отражение и на страницах «Евгения Онегина».

В кругу пушкинского итальянского чтения находим и имя поэта Возрождения Пьетро А р е т и н о (1492–1556), автора политических памфлетов, сатирической «Комедии и придворных нравов» (1534), поэмы «Лицемер» (1542) и острых «Диалогов» (1534), составивших ему европейскую славу. Были опубликованы также свыше трех тысяч писем Аретино, образовавших культурную панораму современного ему общества. Пушкин, который в Одессе пользовался обширной библиотекой графа М.С. Воронцова, читал книгу Аретино «Рассуждения» («Ragginamenti», Cosmopolis, 1660), составляющую часть «Диалогов». Именно эта книга послужила поводом одной из реплик в его переписке (см. его письмо Майгин N, в ноябре 1823 г., где поэт приглашает кишинёвского приятеля в Одессу, обещая ему кроме местных увеселений (балы, итальянская опера, вечера и концерты) также «показать г-жу В… в 8 позах Аретино» (XIII, 77). Очевидно, Пушкин был знаком с содержанием фривольного сочинения Аретино «Странствующая блудница». Правда, у Аретино сказано о 38 позах, но может быть, цифра плохо прочитана комментаторами в оригинале. Пушкин также мог воспользоваться сообщаемыми Аретино сведениями о Микеланджело Буонарроти (см. об этом в главе «Создатель Ватикана» данной книги)[768].

Вспомним, что для Пушкина Италия – край, где пел Торквато величавый… Творчество знаменитого поэта Возрождения и барокко Торквато Тассо (1544–1595) было известно далеко за пределами Апеннин, а его героическая поэма «Освобожденный Иерусалим» (1580) стала эталоном рыцарской поэзии для многих европейских бардов. Особый, скандальный ореол этой поэме придал тот факт, что ее подвергли суду Священной инквизиции, и Тассо был вынужден переделывать свое творение в «подлинно католическом» духе (поэма была даже переименована в «Завоеванный Иерусалим», и только в таком виде допущена к печати и увидела свет, когда автор уже был болен тяжким душевным недугом). Среди других произведений Тассо наибольший интерес современников вызвали пасторальная драма «Аминта», стихотворный цикл «Семь дней творенья», а также сонеты и канцоны, мадригалы, философские «Диалоги» и трактат «Рассуждение о поэтическом искусстве». Не только для Пушкина, но и для многих русских поэтов Тассо был одним из воплощений итальянского духа, ибо, как сказано Евгением Баратынским, «Небо Италии, небо Торквато… В нашей экскурсии по Пушкинскому Риму мы могли подняться на Яникулинский холм, не только для того, чтобы полюбоваться панорамой Рима, но и заглянуть во двор древнего монастыря Святого Онуфрия. «Открывающийся из этого монастыря вид, безусловно, один из самых красивых в мире», – засвидетельствовал Стендаль. В этом месте, в маленькой монастырской церкви, был похоронен Торкватто Тассо. «Церковь Святого Онуфрия почти всегда заперта, – пишет современный паломник, – а в монастырском садике царит тишина – только фонтан шумит, и птицы щебечут в ветвях огромного дерева. Рим лежит у вас под ногами. И воздух особенно чист и прохладен. Именно поэтому так стремился сюда умирающий Тассо…»