). Десятитомное издание мемуаров Казановы сохранилось в библиотеке Пушкина
[776].
С именем другого итальянского автора, графа Франческо А л ь г а р о т т и (1712–1764) связано одно из самых знаменитых изречений Пушкина – «В Европу прорубить окно». Он сам сообщает об источнике в примечаниях к петербургской повести «Медный всадник» (1833) и приводит по-французски цитату из книги Альгаротти «Поездки по России» (1739), одного из лучших его прозаических произведений («Альгаротти где-то сказал…», V, 150). В русском переводе эта цитата буквально звучит так: «Петербург – окно, через которое Россия смотрит в Европу». По определению итальянского поэта ХХ века Габриэле Д’Аннунцио, Альгаротти во многом сумел опередить свое время и стать «блестящим бытописателем и тонким знатоком человеческих душ». Фундаментальный труд «Ньютонианство для дам» (1737) принес Альгаротти международную славу. Он погребен на старинном пизанском кладбище, где ему сооружен пышный мавзолей с латинской эпитафией: «Альгароту, сравнявшемуся с Овидием, ученику Ньютона – Фридрих Великий».
Интересно, что и последующие поколения русских поэтов прибегали к этому полюбившемуся образу. Так, например, Александр Блок в набросках к поэме «Возмездие» писал:
Царь! Ты опять встаешь из гроба.
Рубить нам новое окно?
И страшно: белой ночью оба —
Мертвец и город – заодно (1911).
Отголоски этой же метафоры Альгаротти встречаются в работах Василия Розанова, Веры Инбер и других русских писателей.
Есть прямой комментарий к цитате из Альгаротти у Иосифа Бродского: «…Петр провидел город, и более чем город: Россию с лицом, обращенным к миру. В контексте того времени это означало – к Западу; городу суждено было стать, по словам одного итальянского писателя, посетившего Россию о ту пору, окном в Европу»[777].
Лев Лосев в интересной статье «Венеция Иосифа Бродского» (в книге «Русские и Италия») утверждает, что Бродский, вслед за Достоевским, полемически изменил общераспространенное изречение Альгаротти-Пушкина: «не окно в Европу, а зеркало Европы»[778].
Здесь уместно вспомнить, что для Пушкина сама тема Петербурга имела определенную итальянскую окраску: известен, например, вклад зодчих Италии в сооружение Северной столицы России. Одной архитектурой, разумеется, дело не ограничивается. «Русская петербургская пушкинская культура, в отличие от допетровской, органически связана с европейской, вплоть до классического наследия античности», – справедливо отмечает Лосев в другой статье[779].
Пушкин воспевал Петербург как великолепный европейский город. Однако не все его современники разделяли это восхищение и влюбленность русского поэта. Так, например, Адам Мицкевич отказывал Петербургу в праве называться европейским городом и вообще твореньем рук человеческих. В цикле стихотворений «Дзяды», созданном после поражения польского восстания 1832 года, Мицкевич написал: