.
В качестве примера приведу строки из первой части поэмы «День» в прекрасном переводе Евгения Солоновича:
Ты между раутами и балами
И оперой и карточной игрой
Ночь растянул и наконец под утро,
Усталый, в золотой карете, стуком
Колес и топотом коней летучих
Издалека перед собой нарушил
Ночную тишину и распугал
Огнем надменных факелов потемки…
Или такое описание туалетного столика героя Парини:
…Вот шкатулка,
Обтянутая кожей с позолотой,
К тебе свое внимание привлечь
Спешит: сто применений предлагает
Она с ее семьей приспособлений
Блестящих для ушей, зубов, ногтей
Круг итальянских авторов, известных Пушкину, необычайно широк и представителен. Особенно это относится к итальянской литературе ХVIII века, который Пушкин считал своим «по рождению». Он делал заметки и выписки, читая труды неаполитанского философа и филолога Джанбаттисты Вико (1668–1744). Отметим, что в пушкинское время основные произведения Вико, такие как «Древнейшие знания первоиталийцев» или «Новая наука» были еще почти неизвестны в России[788].
Имя великого венецианского драматурга и просветителя Карло Гольдони (1707–1793) не встречается на страницах пушкинских рукописей. Но, как убедительно доказал проф. Хлодовский, Пушкин в Михайловской ссылке имел доступ к библиотеке своих друзей и соседей в Тригорском, где на полках стояли не только книга Сизмонди, откуда поэт черпал сведения об итальянской литературе, или «Избранное» Альфиери, откуда поэму «Филипп» он начал переводить, но и трехтомник «Комедий» Карло Гольдони[789].
Исследователь, и мы вместе с ним, не сомневается, что Пушкин прочел, в частности, известную пьесу прославленного венецианца «Истинный друг» (Vero amico). Отдельные образы, сцены и сравнения Гольдони впоследствии нашли свое отражение в пушкинской маленькой трагедии «Скупой рыцарь». Так, например, монолог скупца Оттавио, которым начинается третий акт «Истинного друга», текстуально перекликается со знаменитым «подвальным» речитативом Барона из второй сцены «Скупого рыцаря»:
Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой,
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам. (VII, 110)
Монолог героя пьесы Гольдони как бы продолжает эти признания. Вот что говорит Оттавио:
Здесь – мое сердце, здесь – мой идол,
Здесь хранится дорогое мое, возлюбленное золото.
Ах, открывая тебя, замирает сердце мое!
О, потом обливаюсь! Быстрей, быстрей,
Дай мне взглянуть на это золото, утешь меня,
Я больше не могу
(открывает сундук)[790].
В 1762 году Гольдони, покидая Венецию, попрощался со своими зрителями комедией «Один из последних вечеров карнавала». Главный ее персонаж Анзолето, венецианский ремесленник, художник по тканям, уезжает из города на лагуне в снежную Московию. Сам Гольдони при этом отправился во Францию и в России никогда не был, но его бессмертные комедии достигли далеких столиц Москвы и Санкт-Петербурга и не только покорили там благодарную публику, но и обогатили палитру русского поэта Александра Пушкина