Так я начал посещать дом Иванова до тех пор, пока в 1936 году перевод не был закончен, это был плод настоящей одержимости и многих ночей без сна; порой я пробуждался и вскакивал, чтобы записать осенивший меня итальянский эквивалент. Приходя к Иванову, я не только читал переведенные мною строфы, мы постоянно вместе искали лучшие варианты, и Иванов, в совершенстве знавший итальянский, часто подсказывал мне не только отдельные слова и рифмы, но и целые строки, оставшиеся в переводе и настолько органично слившиеся с моими, что сегодня я не мог бы их отличить. Помню лишь некоторые из них – плоды больших мучений, потому что, например, требовалось не столько вдохновение, сколько уменье следовать за мыслью Пушкина. Помню, что, несомненно, Иванову принадлежат стихи в начале ХLIХ строфы первой главы:
Adriatici flutti, o Brenta! Tarda
Al poeta d’udir l’incantatrice
Vostra voce, al cui suono ancor ritarda
L’ispirazione nel suo cuor felice
[1018].
В этих строках Пушкин, который так стремился в Италию, но не получил на это разрешения, выразил тщетные свои надежды. Иванов, на себе испытавший в молодости чарующий, вдохновляющий зов Италии, сумел лучше меня распознать его в стихах своего великого соотечественника. Но только тот, кто отваживался переводить в стихах произведения великого поэта, может до конца понять, чего стоило найти рифму ritarda и tarda или наоборот!.. В предисловии к переводу, который был напечатан в издательстве «Bompiani» по случаю столетия смерти поэта в 1937 году, Иванов, в целом, хвалил его, отметив, что перевод «не только с точностью объясняет смысл оригинального текста, но и передает также каждый оттенок и тонкость, каждый образ и фигуру, каждое изменение тона и темпа, каждое ритмическое движение, каждое чередование речитатива и напевности». И далее Ло Гатто рассказал о работе Вяч. Иванова над блестящей статьей Gli aspetti del Bello e del Bene nella poesia di Puškin (Аспекты красоты и добра в поэзии Пушкина), в которой дан анализ «Маленьким трагедиям»[1019].
Прошло почти 20 лет, и Ло Гатто, уже маститый профессор, получил приглашение побывать в «пушкинских местах»: «В Ленинграде, где в те дни я, как никогда, чувствовал атмосферу старого Петербурга («Люблю тебя, Петра творенье…»), в Пушкинском Доме Академии наук на торжественном собрании, посвященном поэту, я рассказал об идеи книги, над которой работал: «Пушкин. История поэта и его героя», которую опубликовал три года спустя[1020].
Получив одобрение дорогих мне пушкинистов, среди которых были Борис Томашевский, Михаил Алексеев и Борис Городецкий, я отбыл в Михайловское. Здесь встретился с Семёном Гейченко, директором Пушкинского заповедника – настоящего святилища… В статье, написанной вскоре после моего визита, Гейченко вспоминал, что я отправил потом для библиотеки музея старинное издание Альфиери, так как экземпляр, который держал в руках Пушкин, – исчез»