Ресторанное жужжание приятно окутывало москвичей со всех сторон. Одни встречались с ним крайне редко, а другие (в их число входили и Алексей и Василий) считали горячие дымящие ужины чем-то настолько привычным, что их прислуга никогда не заготавливала продукты на вечера.
– Какой-то ты сегодня смурной, Лексей.
Василий чесал костяшки пальцев. "Волнуется", – думал Алексей. Если он в приступе тревоги начинал часто моргать и дышать, сжимая челюсти, то Василий принимался чесаться, пока не покраснеет кожа.
– Не спал, – отрезал он. – Не волнуйся, я в порядке, просто есть вещи, которые не дают покоя до самой смерти, как ты их не гони.
– Как твоя невеста? – Василий тут же пожалел о своих словах.
"Он же ничего не знает, Господи".
– Я ничего тебе не рассказывал, да? – Алексей осунулся. – Только о том, что она не добралась до алтаря?
– Да, ты говорил, что она погибла, но никогда не рассказывал, почему.
Алексей тяжело вздохнул и скинул голову. В носу и глазах предательски и гадко защипало, и он заволновался, как бы Вася не подумал грешить на плохое актёрство.
– Ещё когда я был там, в Петербурге, на Анну напали во время отъезда её родителей. Никто не знает, что произошло, и что с ней сделали. А спустя несколько недель я попросил её руки. Я понимал, что её внутреннее состояние шатко, но мне хотелось стать для неё защитой. И я увидел, что меня она не любит.
Он громко шмыгнул носом и часто заморгал.
– В день венчания я увидел, как она убегает из дома в платье и уезжает. Настиг я её только на набережной Большой Невы, но только она увидела меня…
– Что?.. – Василий секундно побледнел.
– Она сняла с пальца кольцо и бросилась в воду, глядя мне в глаза. После я нашёл письмо, где она обвиняет меня в своей гибели и иных грехах, говоря, что я не дал ей свободной жизни.
– И ты уехал… И никогда не вернёшься в столицу боле…
– Не смогу. Холодный болезненный воздух задушит меня.
"Нет, Алексей, тебя задушит собственная ложь. Задавит. Разобьёт о гранитные мостовые", – насмешливый собственный голос зазвенел в его ушах, заглушая весь окружающий мир. Василий пытался беспокойно поддержать разбитого товарища, официанты проскальзывали мимо круглых столов, перебегая от одного богатого посетителя к другому, но граф бессмысленно хлопал глазами, не слыша ни единого писка.
"Зачем же ты лжёшь единственному человеку, которому ты не безразличен?! Ах да! Затем, что с признанием своего падения ты оттолкнёшь последнего товарища, того, кто хоть как-то скрашивает твоё одиночество".
– Лексей! – одними губами произносил Василий.