– Или нет, – сказал Ривер.
Не предупредив о приближении обычным салютом, в кабинете вдруг возник Джексон Лэм. Он секунд пятнадцать всматривался в экран и наконец возвестил:
– Пакистанец.
– Или индус, – подхватила Сид. – Или ланкиец, или…
– Нет, – ровным голосом сказал Лэм. – Пакистанец.
– Уже выяснили, кто он? – спросил Ривер.
– Мне-то с каких херов знать? Но это не «Аль-Каида». Факт.
Несмотря на то что сам только что хотел сказать нечто в этом роде, Ривер поставил факт под сомнение:
– Полностью исключать нельзя.
– К тому же, – вступил Хо, – кто, если не они? Отрубание башки в прямом эфире? Никто, кроме них, так…
– Бестолочи, – сказал Лэм. – Вы тут все бестолочи.
Он медленно обвел взглядом присутствующих: Ривер, Сид и Хо, Мин Харпер и Луиза Гай, Струан Лой и Кей Уайт, Кэтрин Стэндиш, на которой его взгляд задержался с особой неприязнью…
– Все карты вскрыты. Не понимаете, что ли? Они режут головы – значит и мы можем резать головы. Вот в чем главный смысл этого спектакля. Кто-то где-то будет теперь говорить: «Клин клином вышибают». Какой-нибудь еще придурок скажет: «Что хорошо в Карачи, хорошо и в Бирмингеме…» – Он заметил, что Лой вот-вот раскроет рот. – И вообще где угодно. – (Лой закрыл рот.) – Можете не сомневаться, это пакистанец. Потому что для среднестатистического недоумка пакистанец – синоним мусульманина. И те, кто привязал его к этому стулу, не имеют никакого отношения к «Аль-Каиде». Его привязали к стулу потому, что это он для них – «Аль-Каида». Во всяком случае, до тех пор, пока они не добрались до настоящей. Это не исламистское мудачье, которое воюет с прихвостнями Сатаны. Это наше родное доморощенное мудачье, которое воображает себя борцами и мстителями.
Все молчали.
– И что? Никто даже не скажет, что я несу чушь? Вы меня разочаровываете.
Ривер скорее вырвал бы себе язык, чем признался, что и он думал в точности то же самое.
– Если это так, то почему они сразу об этом не заявили? – спросил он. – Зачем было прятать его лицо?
– На их месте я бы именно так и поступил, – ответил Лэм. – Если бы хотел привлечь максимальное внимание. Сначала сделал бы так, чтобы все решили, будто понимают, что происходит. И к тому моменту, когда я открою карты, у каждого уже сложится мнение на этот счет.
А ведь он прав, подумал Ривер. Жирный говнюк, скорее всего, прав. В данный момент все и повсюду занимаются именно тем, что сказал Лэм: заново формируют свои позиции, теперь уже с учетом того, что это, оказывается, не мусульманский экстремизм. И наверняка многие на один короткий момент испытывают нечто вроде крохотного сбоя в программе, прежде чем снова вспыхнуть праведным гневом просвещенной личности. Хоть на один момент, да шевельнется у них мыслишка о том, что эта гнусная расправа, сколь угодно несправедливая и преступная, отчасти – отклик на ауканье.