— Вкусно. — Дохлебав, Прохоров поднялся и, движимый привычкой, опустил тарелку в мойку. — Высший класс, спасибо.
— Приятно слышать. — Волосы у крысозаводчицы уже высохли и лежали густыми каштановыми волнами. — Ну что, немного передохнем или прямо сейчас за торт возьмемся?
— Я бы с радостью, только, — глянув на часы, Серега помрачнел, — дело у меня, может, на час, может, на два, не знаю. Не поехать нельзя.
— Эка беда, решайте вопрос и назад, я все равно ложусь очень поздно, сова. — Зеленоглазая поднялась и взяла с холодильника ключи. — А торт лучше есть в компании…
Сунув ноги в шлепанцы, она подождала Прохорова и, как была, в легком халатике на голое тело, направилась к лифту. В тесной кабине на Тормоза нахлынул запах ее волос, горьковато-пьянящий, путающий мысли, ему вдруг нестерпимо захотелось взять эту женщину — прямо здесь, немедленно. Изнемогая от желания, он обильно вспотел, а лифт между тем остановился, и искусительница улыбнулась:
— Что, жарко?
Не дожидаясь ответа, она вышла на улицу и летящей походкой направилась к машине — стройная, гибкая, не замечающая косых посторонних взглядов. «Давай, гад, ложись. — Не в силах сладить с подкатившей эрекцией, Прохоров отстал и тащился следом, чувствуя, как парадные трусы превращаются в орудие пытки. — На хрен, лучше уж семейные».
Сняв тем временем «семерку» с охраны, хозяйка открыла багажник и кивнула подтянувшемуся Тормозу:
— Забирайте. — Ее глаза светились сознанием неотвратимости своих чар.
— Да это не мое. — При виде девственной резины, натянутой на блестящий диск, Прохоров забыл о проблемах с потенцией и удивленно приподнял бровь. — Мое было ржавое.
— И еще «винтом». — Зеленоглазая пожала плечами и, легко вытащив колесо из багажника, кинула его на асфальт. — В шиномонтажке его не взяли, никакое, говорят. Мне бы не хотелось, чтобы вы уехали на тот свет.
Пока она возилась, полы халата разошлись, и Тормоз заметил высоко на бедре татуировку — тарантула в натуральную величину.
«Дожил, блин, облагодетельствовали. — От жгучего стыда и ненависти к себе у него вдруг загорелись уши. — Телки уже держат за убогого, презенты дарят. Может, на содержание к кому податься? Найти богатую старуху… Говорят, перед смертью трахаются как никогда, думают, в последний раз…»
— Спасибо вам за заботу, перебьемся как-нибудь. — Серега сделался мрачен и, наверное, нырнул бы в тачку и отчалил с концами, если бы зеленоглазая не ухватила его за рукав:
— Слушай, давай на «ты». Меня Женей зовут, на греческом это значит «благородная», только это не так. Про торт не забудь.