— Извиняюсь, товарищ женщина! — Персиков заскрипел старомодным креслом. Под рукавами его толстовки бугрились внушительные мускулы. — Ну да, в конце концов, формально я не обязан кредитовать рабочей силой какой-то зверосовхоз и рыболовлю вашу…
— Ты не ерепенься, а дай нам конопли и бондарные инструменты.
— Вот еще счастье. Где это я тебе взял!
— Ты же сеешь…
— И ты сеял.
— Подумай, зря себе в тарелку плюешь.
Тем временем Самоха свозил в Рыбинское рыболовные снасти, бегал по избам и с прибаутками добывал у баб нужную пряжу, десятки кудели и все, что могло пригодиться там, на Щайтан-поле. А за ним, как нитка с клубка, разматывалась вездесущая сплетня:
— Слыхали, Петро-то Пастиков?
— А как же… Накрючил весь белый свет…
— Ведь своим умом, говорят, затеял эту переплетицу.
— Что ж партия-то смотрит?
— Кто же их знает… Из края ему подпора идет…
— Край — краем, а вот ежели наши за спасибо тайгу корежили, это — да.
Но тут же ершами щетинились защитники:
— Не трепались бы люди.
— Будто незнакомый человек.
— А кто поддержал артель?
Слушая эти разговоры, Самоха бил себя в грудь:
— Да наплюйте в глаза и уши, ежели качнем… Вот приду и скажу всему миру: «Я звонарь, делайте меня, варнака, лысым!»
— Рвать-то у тя нечего, — смеялись слушатели.
— И в самом деле, у другого на ладони больше волос, чем у тебя на черепке.
* * *
— Давай, давай, Петро, — говорил Федотов, кося бойкими глазами на Стефанию. — Шляпину бюро райкома сделало накрутку, а Персиков просто из осторожности канителит. Этого мы и так одернем.
Пастиков поводил плечами, как будто его щекотали сзади.
— Да пойми, пока они раскачиваются, там люди с голоду передохнут… Ну спроси у Липинской, как на них наскочила банда, а вы здесь и не почесались.
— Ты не кипятись… Все нам известно… Но не в один день все делается. И такое предприятие должно быть на центральном снабжении… Говори спасибо, что мы из остатков наскребаем тебе… Ведь колхозники отказались в твою пользу от товарного пайка.
У ворот они начали прощаться и тут столкнулись с Анной. Раскачиваясь в бедрах, она несла на коромысле воду. Смущенный и испытующий взгляд ее немного узких глаз остро упал на Стефанию. Две женщины осмотрели друг друга, как скупщик на базаре оценивает выдающуюся лошадь и, видимо, не найдя порочного, встречно улыбнулись.
— Ну, утром едем в тайгу, — заговорил Пастиков. — Если надумала, то сматывай манатки.
— Вот хорошо будет, — обрадовалась Стефания.
И этот подкупающий голос развалил стену, выросшую в воображении Анны за эти последние месяцы.
— Да уж собралась, кажется. — Она еще раз метнула взглядом и, улыбаясь, сошла к берегу.