Я прекрасно помнила, что он покорил мое сердце в самый первый момент, когда уверенно выдернул меня из-под колес проезжавшей кареты и протянул руку, помогая подняться. Час спустя мы пили горячее вино в ресторанчике у старой крепостной стены и болтали друг с другом так запросто, словно были тысячу лет знакомы. Лайнус не выпускал моей руки из своих ладоней до самого позднего вечера, с сожалением простившись лишь у дверей гостиницы. А через две недели мы обменялись брачными браслетами в городской ратуше.
И с Эдвином… Нас свела мигрень леди Олейнии, пославшей сына в аптеку за знаменитыми зельями господина Кауфмана. Кажется, он оставил у прилавка свою трость, и я, сжимая в руках забытую вещь, поспешно выбежала вслед за незадачливым покупателем. Он наклонился ко мне, чтобы забрать трость, наши пальцы соприкоснулись, наши взгляды встретились. И что-то шевельнулось в душе, наполняя сердце сладким трепетом. Но сейчас…
Сейчас, как бы я ни старалась, я не могла вспомнить тех прежних чувств. От них не осталось ни следа – даже блеклой тени воспоминаний. Я легко могла воскресить в памяти множество моментов, плохих и хороших, связанных с прежними мужьями, но сердце упрямо молчало, как будтo речь шла о совершенно чужих людях. Чужих…
Я устало прикрыла глаза. От пламени свечи, стoявшей на туалетном столике, под веками заплясали алые пятна, напоминая о человеке с красным перстнем и разрушительном воздействии ментальной магии. Я не могла отделаться от мысли, что чувства к Лайнусу и Эдвину, вспыхнувшие и в одночасье растаявшие туманной дымкой, были не более чем иллюзией. Ведь смогла же сила таинственного менталиста, пройдя через меня, остановить сердце господина Веритаса. Моглa ли она заставить человека сгорать от страсти, кажущейся такой естественной, такой нормальной… такой простой?
Но Майло… О, ничего между нами не было просто. Недоверие, подозрения, страх, омрачавший наши первые недели вместе – это ничуть не было похоже на навязанные чувства, вспыхнувшие по указке менталиста. Все, что я испытывала к нему – противоречивое, сложное, замешанное на смеси страха и хрупкой надежды – было так непохоже на те прошлые, легкие и понятные отношения с… другими. И…
Неужели я, далеко уже не юная девица, четырежды вдова, пережившая в жизни не одну потерю, вдруг оказалась на пороге чего-то совершенно для меня нового, но совершенно… настoящего? Может, это чувство, робкое и тревожное, и называют первой любовью? Может, именно поэтому щемящая радость рождалась в груди от одной мысли о супруге, о его взгляде, жаре сильных ладоней…