Во время одного из визитов к бабушке моя мать, восхитившись в очередной раз этим апофеозом семейного счастья, решила, что хорошо бы нам сфотографироваться в той же позе, в ночных рубашках. Я бы льнула и обвивала ручонками. Мы бы обе взирали вдаль.
Этого не произошло, но я ждала этого с ужасом, как и момента, когда придется есть китайские яйца. Мать в целях улучшения здоровья детей узнавала какие-то страшные, но модные в те времена рецепты и способы. Например, одно время нас поили по вечерам напитком, состоявшим из какао, сока столетника и топленого масла или сала. А на подоконнике долго стояла литровая банка, в которой томились в каком-то зловещем растворе крутые яйца. Нам предстояло их съесть, когда доспеют. Но тут пронесло: редкий случай, когда возобладало сочувствие. Или яйца стали уж слишком вонять.
Недавно узнала наконец, что это была за олеография: «Автопортрет с дочерью Жюли», написанный в восемнадцатом веке придворной портретисткой Марии-Антуанетты мадам Виже-Лебрен.
Она пела с Марией-Антуанеттой дуэты, содержала светские салоны в Париже и потом в Санкт-Петербурге, куда бежала от Французской революции. С мужчинами, которые ей покровительствовали, она имела чисто платонические отношения. Во всяком случае, так написано в ее мемуарах. Мемуарам верят и платонические дружбы продолжают считать платоническими теперь уже не ради морали и нравственности, а во славу несгибаемого феминизма.
Была она, конечно, большой талант. Но невозможно написать столько картин – причем ни Ватто, ни Буше не выписывали так досконально атлас и кружева плюс несметно локонов, румяных ланит, свежих цветов, спелых фруктов, белоснежных облаков на лазурном небе и возведенных к этому небу очей – и притом еще рожать, путешествовать, содержать салоны и петь с королевами дуэты. Наверняка работала на нее целая фабрика подмастерьев.
Дожила она до восьмидесяти семи лет. На мой взгляд, у мадам Виже-Лебрен все признаки страшной стервы.
Дочь ее, вот эта маленькая Жюли с пухлыми ручонками, сбежала из дому, стала проституткой и умерла молодой от сифилиса. Как рассказывается в мемуарах – в объятиях разыскавшей ее напоследок матери.
Отчего у меня были этот ужас и отвращение? От умильной лживости?
Или вот отчего: «На стене висели два портрета, писанные в Париже m-me Lebrun».
Виже-Лебрен написала, по ее свидетельству, 660 портретов – почему уж не 666 для ровного счета? Среди них, видимо, и тот, висевший в спальне старой графини, Пиковой дамы.
Тайное недоброжелательство…
Этот сладкий автопортрет с дочерью Жюли, написанный монархисткой, на обоях социалиста-утописта Вильяма Морриса, в бывшем кабинете большевички Н. К. Крупской, в комнате моей бабушки, практиковавшей со своими дочерьми абсолютизм и тиранию, – это похоже на портрет Дориана Грея…