Когда у нее брали очередное интервью для «Стилиста», «Прически сегодня» или даже для «Современного волоса», она рассказывала об этом своим друзьям тоном горькой насмешки. Этот привычный тон все охотно подхватывали. Не объяснять же им, интеллигентным людям, что «Волос» – самый престижный профессиональный журнал в стране!
Иногда Лара оправдывалась: ведь не от хорошей жизни она выучилась на парикмахера. Да, если бы найти приличную, достойную работу – пусть не редактора, пусть корректора… Но не было такой работы. И не виновата же Лара, что у нее обнаружился необычайный талант к этому чертову парикмахерскому ремеслу, и ведь не понимают люди, что оно тут искусством считается, не подозревают, каких сумасшедших денег стоит стрижка у известного мастера. Вообще объяснить различия между своей прежней и нынешней жизнью она вскоре отчаялась: гостям было некогда. Подробностей, разрушавших заранее построенную картину заграничного мира, они не хотели.
До появления гостей она старательно двигалась в сторону ассимиляции. Но превращение ее жилья в караван-сарай, заселенный постоянно сменявшимися тенями прошлого, сильно повлияло на ее еще не полностью утвердившееся мировоззрение, в котором вскоре ожили забытые категории, вроде интеллигентности и неинтеллигентности всего на свете – от нижнего белья до внешней политики. Зараза русского трепа подействовала на нее, как оспа на индейцев, и Ларисино сознание опять разбилось на множество осколков. В каждом отражалась часть мира, вернее – миров, и они были совершенно несовместимы, нельзя было их склеить, оставались зияющие зазоры.
Теперь она хотела бы приостановить поток гостей, но никто ее особенно не спрашивал. Более того, многие пользующиеся ее жильем уже успели поездить по миру, и понимали, что у нее нет многих современных удобств, и давали ей это понять, иногда с нескрываемым раздражением.
А уж сама Лариса так стала раздражаться, что хоть религию принимай – как пилюли от язвы желудка.
В тот момент и возникла Манечка. Они не были раньше знакомы, Маню подкинули друзья друзей на два-три дня. Лариса в тот вечер как раз заболевала гриппом, и Маня появилась в ее жизни одновременно с температурой, немедленно став симптомом болезни, как ломота в суставах и головная боль. Благодаря насморку Лариса не сразу заметила изменившуюся атмосферу квартиры – пахло тут теперь Манечкой, ее французскими духами и лечебными травами. Тихим шелестящим голосом, чтоб не тревожить, Маня вела бесконечные разговоры о духовном и задушевном; но при этом невероятно много успевала за день сделать или, по Лариным понятиям, навредить.