Тем более что на другой день у Поэта начался совершенно неожиданный запой и все замки на входной двери пришлось менять.
И Лариса начала работать в искусстве. Ну, про Бродвей Миша немножко перегнул, звали ее обычно в маленькие труппы, и работать приходилось в походных условиях. Зато интересно. Ей даже и грим иногда поручали. Главное, она опять почувствовала себя интеллигентным человеком.
Миша, когда приезжал, всегда у нее подолгу останавливался. Потом он получил постоянное место где-то далеко, в университетском театре. Будучи опытным и видавшим виды человеком, Миша умудрился закончить их отношения мирно и полюбовно. А ведь с Ларисой такого не бывало: она своих бывших возлюбленных проклинала, донимала людей рассказами об их смертных грехах. Но Миша так хорошо объяснил, что он для нее стар, что он не имеет права связывать молодую еще женщину, что их отношения навсегда останутся ему дороги… Потом, правда, женился на своей бывшей студентке.
Но вот еще что произошло: коллега Фред все же затащил Лару на поэтический слэм. Рэп и весь этот хип-хоп показались ей малокультурными, вроде словесного мордобоя. Хуже постмодернизма. Тем не менее она убедилась в том, что Фред и вправду известен в этой области и, главное – что он вовсе не принадлежит к сексуальным меньшинствам. Так что они счастливо живут вместе уже третий год.
В Лариной большой квартире.
Вера, Надежда и покойная Люба
В романах девятнадцатого века наследство делят с трепетом: кто-то трепещет от алчности, кто-то – от горя, но все ожидают изменения своей судьбы в связи с переходом имущества и финансов из одних рук в другие.
Мы с Верой должны решить только один вопрос: о коте. Главное имущество, оставшееся после Любы, – кот. Вернее, единственное, чего нельзя просто выкинуть. Сдать кота в приют мы не можем, жалко. Стыдно даже оставлять зверя на ночь в квартире, он и так уже несколько дней тут один провел, пока Люба умирала в больнице, пока мы с Верой ехали из своих дальних штатов. Люба попросила дворника кормить кота, значит, она перед смертью о нем беспокоилась. Связывали ли их узы большой и чистой любви – не знаю; впрочем, Любку со всеми на белом свете связывали узы любви. В ней было это расплывчатое добродушие. Но нет, сдавать кота на усыпление нельзя.
Вера начала тягомотину с квартирной распродажей. Деньги ей нужны? Нет, уж кому-кому, а ей деньги абсолютно не нужны. Это она для порядка, потому что так всегда делается. Как она любит объяснять: «Так принято!»
Наклеили на всё ярлычки с ценами, открыли дверь, сидим ждем.
Ни я, ни Вера не смогли взять себе хоть что-нибудь на память. Все вещи в квартире – случайное барахло. Любка их не выбирала и не любила. Но все углы заставлены, ящики забиты: она всегда надеялась, что две сломанные кофеварки заменят ей одну работающую. Что жизнь когда-нибудь начнется, возможно – завтра. Выбранная, обдуманная жизнь, совершенно новая, в которой этот хлам вдруг засветится, преобразится и найдет себе счастливое применение.