Теперь надо объяснить, почему Злата идет пешком, хотя уже начался мокрый снег, а у нее сапоги протекают. Все свои наличные она потратила с утра на невкусного шоколадного Санта-Клауса. Почему? Потому что ей восемнадцать лет.
Злата могла бы попробовать без билета, но лицо зареванное, в автобусе все увидят. Кроме того, если она поедет автобусом, то елочного канадца не встретит, а встретит одного смазливого мальчика, который начнет ее утешать, назовется музыкантом и пригласит на вечеринку. И если бы она с отчаяния поехала на вечеринку, то, понятное дело, напилась бы и все такое. Не забеременела бы и ничего бы не подцепила; но все-таки противно.
И потом – а Януш?
Человек несет огромную елку наперевес, торопится и ничего перед собой не видит. Задел Злату, даже не заметил. Он ее так приложил, что Злата поскользнулась и шлепнулась с размаху, очень больно ударилась. Это уж вовсе конец света, ужасная несправедливость. Пальто теперь сзади все мокрое, позор.
Она плачет, а между тем не упади она – ее бы сбила машина. Тормоза уже скрежещут, прохожие орут! Какой-то богатый папаша, исполняя всеобщий христианский потребительский долг, купил своему недорослю спортивную машину, красную, сверкающую. Разгоняется она за две секунды до ста километров. Недоросль водить не умеет, вот сейчас на тротуар наехал, а к вечеру и вовсе разобьется на своей «феррари».
А у Златы ноги-руки остались целы и внутренние органы не повреждены, вполне сможет родить своего ребеночка – мальчика или даже девочку. Потому что канадец будет не тот, а другой. Другой канадец, другой расклад. Если бы она знала все обстоятельства, то и не захотела бы богатого папу. У нее, правда, и бедного папы никогда не было.
Пальто мокрое. Снег все хуже, еще и с ветром. Идти далеко, тридцать кварталов, а квартал кварталу рознь, пейзаж постепенно начинает меняться. Магазины тут побольше, товар в них подешевле и помоднее, низкого качества и пестрый. И гирлянды лампочек уже не белые, а разноцветные и мигают. И прохожие не белые, а разноцветные. Музыка ревет. В богатых кварталах снег уже давно убран, а здесь месиво, у переходов непролазные лужи. Но еще светло и шумно. А вот дальше, там, где живут Злата с мамой Боженой, – там и вовсе пустынно и темно. Дома там огромные, построенные муниципалитетом для неимущих. Прохожие темнокожие, елочных базаров мало.
Последний по пути елочный базар будет именно тот, где Златин суженый сидит, очень молодой и промерзший. Он красавец, между прочим. Он француз из Монреаля; у них такая молодежная традиция – каждый год приезжать в наш город, проводить целый месяц на улице, в маленьких деревянных или пластиковых шалашах и финансировать свой богемный образ жизни круглосуточной продажей елок. Остальное время он, извините за выражение, стихи пишет. Любимый поэт у него Франсуа Вийон.