– Ну не вопи. Ему злата, видите ли, захотелось. В этом городе всем злата хочется, – бормочет под нос кто-то, проходя мимо.
Кто ж это забавляется пошлыми и неуместными каламбурами при виде искреннего человеческого горя? А это циничный автор уходит в темноту, бросив своих героев разбираться дальше как хотят.
Презумпция невиновности. Святочный рассказ
В тот год мне не до елки было, и ребенок мой, шести месяцев, елками еще не интересовался. Но на темном пустыре неподалеку от продуктового появился елочный развал. Не рынок, не базар – именно что беспорядочный развал. Это был все же повод выйти лишний раз из дома, причем одной, без ребенка, что случалось редко. Попросила подружку посидеть с младенцем и пошла стоять в очереди.
Елку удалось купить. Кривоватую, но все же. Она даже пахла. И вот дотащила я ее, и уже почти у подъезда двое гадов елку у меня отбирают. Нет, не бандиты, а члены народной дружины, организации, следившей за моралью и нравственностью населения.
Дружинники были страшнее милиционеров, потому что даже не притворялись стражами порядка и не были ограничены никакими законами, а действовали по велению сердца. Изъяли у меня елку вследствие отсутствия наличия требуемого документа: талона, квитанции, чека, свидетельства о рождении – доказательства, что елка неворованная. Документы нужны были не только людям. Имущество тоже постоянно находилось под угрозой ареста. Дружинники меня обвинили в том, что елка куплена нелегально, что она незаконнорожденная.
Почему я не ушла подобру-поздорову, а потащилась за дружинниками в их штаб, находившийся в нескольких кварталах от моего дома, в подвале? Хотела ли я оставить шестимесячного ребенка сиротой? Хотела ли я, чтоб меня избили? Нет. Но тем не менее я спустилась за ними в подвал, увешанный лозунгами, призывами и плакатами. Я чувствовала себя лучше, чем они, просвещеннее и честнее.
За столом сидела предводительница дружинников. Очень страхолюдная девушка, такое дитя подземелья.
Нет, это несправедливо. Конечно, она была страшновата, но не настолько уж хуже меня. Просто кормилась всю жизнь картошкой и макаронами, а лицо и волосы мыла хозяйственным мылом. У меня, принадлежавшей к элите, занимавшейся прилично оплачиваемой творческой деятельностью, была возможность простоять часа четыре в очереди за шампунем в магазине «Балатон», или польскую тушь для ресниц купить в женском туалете возле Пассажа, или даже раздобыть и вовсе заграничный, западный свитер из-под прилавка в комиссионке. Мне и самой не так часто с рук доставалось, а с рождением ребенка эта лафа должна была вообще навеки закончиться.