В пустой квартире стояло несколько старых, ободранных стульев, пожертвования соседей, беженцев из Германии и Австрии. Детская кроватка, подаренная еще тамошними, московскими соседями. И матрас лежал на полу, купленный на деньги еврейской организации.
А посредине я поставила елку.
К полному ужасу и праведному возмущению соседки, миссис Гольдберг! Она пришла к нам с доброхотным подаянием – мешком черствого хлеба – и замерла в ужасе. На елку она смотрела так, будто на верхушке ее красовалась свастика, а Дедушка Мороз нарядился в мундир оберштурмбаннфюрера.
А ведь именно миссис Гольдберг не бежала, как другие наши соседи, из Европы. Она родилась и мирно прожила всю жизнь в Нью-Йорке. Как бывает довольно часто, страдания у нее были заимствованные, но распространялась она на эту тему гораздо больше, чем те, с кем что-то действительно произошло. Она очень гордилась своим еврейством – других отличительных качеств у нее не было. Работала в кошерной булочной и занималась благотворительностью: мешки с трехдневным хлебом в помойные баки не выкидывала, а приносила мне. Выкидывала их потихоньку уже я, чтоб не разводить тараканов. Таким количеством черствого хлеба можно было и не таракана откормить, а поросенка, что совсем бы уж не понравилось миссис Гольдберг.
Она напомнила мне, что лично вложила огромные усилия в дело освобождения советских евреев, оказавшихся неблагодарными, лишенными дорогих ее сердцу традиций, не знающими законов кашрута и поклоняющимися – чему? – елочке, которая, как все знают, один из главных символов христианства.
Есть два способа быть евреем. Один – слиться со своим народом, а другой – бежать от него со всех ног куда глаза глядят. Второй не менее традиционный, чем первый. Тоже освящен опытом тысячелетий. Но это не означает, что я бегу сливаться с чем-нибудь другим. Нет уж, будь добр: убежал – разбирайся с мирозданием один на один. Как еврей, 1 шт. Поэтому осуждение моей елочки как религиозного символа меня сильно разозлило. К тому времени я уже набралась дополнительных сведений о презумпции невиновности, Хартии вольностей, Декларации прав человека и отделении церкви от государства. Поэтому соседку я холодно и сдержанно отшила.
– В вашей квартире, миссис Гольдберг, я елочек не ставлю, а в своей могу делать что хочу, мой дом – моя крепость, вот вам Бог, а вот – порог, у нас разные представления об иудаизме. Видали мы евреев и покошернее вас, миссис Гольдберг.
Рядом действительно жили евреи куда более серьезные, чем она. Даже дезодорант и пудра у них были кошерные, из специального магазина. Они и на лифте по субботам не ездили. Так что миссис Гольдберг была для них такой же супостат, как и я со своей елочкой.