Попробую теперь написать эти запоздалые маргиналии, вспомнить свою жизнь на полях прочитанных книг.
Никакой документальной достоверности мои записи не имеют. Все факты не проверены, могут быть перевраны. Мнения все только мои. Если совпадают с общепринятыми, то это по чистой случайности я изобретаю велосипед.
Все цитаты привожу в том виде, пусть и в искаженном, в котором помнила их всю жизнь.
Вот она лежит передо мной, бедолага – как странно ее видеть здесь, в Нью-Йорке, в двадцать первом веке! «Радуга-дуга», Детгиз, 1947 год, составитель И. Карнаухова, рисунки А. Якобсон. Когда-то патриотически красная, выцветшая до бледной морковности. На обложке девица-краса в кокошнике.
У меня нет никакого другого имущества, оставшегося с тех лет. Что еще сохранилось с сорок седьмого года, кроме книги «Радуга-дуга»?
Это моя самая первая книга. Мне ее подарил Владимир Захарович Масс, соавтор отца. Смутно помню, что он учился с Шагалом в Витебске, потом работал с Маяковским. Потом с Эрдманом они написали сценарий фильма «Веселые ребята».
Сталин сказал: «Хорошее кино! Посмотрел – как будто в отпуске побывал!» – и услал Эрдмана в тот самый Енисейск, где и сам сиживал, а Масса – в Тобольск. Дело в том, что от избытка талантов они в свободное время сочиняли песни и басенки. Вот за эти басенки их и арестовали.
После ссылки Масс начал работать с моим отцом. Отец провел часть войны в агитационной бригаде, а часть – в штрафном батальоне. Но выжил. Ему повезло: его почти смертельно ранили и демобилизовали. Поэтому я родилась. Мне, значит, тоже повезло.
По собственному желанию и для души Масс больше ничего не писал. Зато он рисовал гуашью. Он был художник-любитель, подражал Матиссу. И подарил мне мою первую книжку.
Тогда подаренную книжку обычно надписывали в углу титульного листа, наискосок. «Дорогой Наташе от дяди Володи», например. Но на этой книжке дарственной надписи нет. Что удивительно, нет никаких каляк-маляк, пятен и клякс. Ни одной, упаси боже, загнутой или порванной страницы. Отец работал в молодости наборщиком в одесской типографии. Нам запрещалось класть книгу лицом, то есть открытыми страницами, вниз – от этого портится переплет, корешок ломается. Загнуть уголок страницы было немыслимо, все равно что в приличном обществе в два пальца высморкаться. Эти священные заповеди интеллигентности я потом преднамеренно нарушала, но всякий раз, нарушив, осознавала святотатство.
«Радуга-дуга» написана витиеватым языком, с резьбой и филигранью, языком державно-патриотическим. Все прилагательные следуют за существительными, как будто шлейф торжественно несут: яблочки наливные висят на веточках золотых с листочками серебряными. Коровки-буренушки деточкам малым молочка дают, баранчик в садике травушку жует. Сплошь засахаренные архаизмы: амбаришко, колечушки, толоконце, веретёшко. Подавай голосок на колхозный на дворок.