Какие там слова! У кота на морозе усы позакуржавели.
Сказки страшные, особенно страшен некий Верлиока. Так и не знаю до сих пор, кто он такой – леший, колдун? Имени достаточно. Один из персонажей, сопутствующих этому Верлиоке, – веревочка. Просто веревочка. Вьется рядом с Верлиокой на манер ужа или гадюки.
Страницы с длинными сказками подозрительно свежие, нетронутые. Страницы с частушками, поговорками, скороговорками и загадками – более ветхие. По этой книжке я училась читать и не всё осилила. Наизусть я помню картинки, маленькие, кружевные. И раскиданные по тексту двухцветные литографии, черные с красным. Еще там были большие цветные литографии на всю страницу. Тогда, в четыре года, картинки эти не удовлетворяли. Детям ведь на самом-то деле хочется предельного реализма, чтобы все было прорисовано, чтоб много раз рассматривать, разглядывать, жевать. Помню ощущение несытости изображением, какой-то его обманности, как у сахарной ваты.
Тем не менее эти картинки у меня в подсознании. Кривая улыбка Емели узнаваема, как улыбка Моны Лизы. И щука неискренне улыбается ему в ответ.
Ульки в люльке. Медведь с украденной Машей в корзинке:
Не садись на пенек,
Не ешь пирожок!
Это тот самый медведь, который позже с Татьяной:
Она бежит, он всё вослед,
И сил уже бежать ей нет.
В детстве, отрочестве, даже в ранней юности происходит не столько чтение, сколько перечитывание. Почему люди так любят повторение, припев, ритм, сериалы со знакомыми персонажами? Почему Шерлок Холмс особенно хорош не с первого раза, а на двадцатый? И в песне ждешь именно припева?
Может быть, это все возвращает к внутриутробному уюту, когда мы слышали изнутри равномерное биение сердца, к качанию колыбели, к убаюкиванию?
Художница Александра Якобсон была ученицей Петрова-Водкина и Филонова. А страшные сказки – не просто так сказки, а в пересказе ученого-этнографа Ирины Валериановны Карнауховой.
Евгений Шварц, который всегда говорит о женщинах с сочувствием и состраданием и часто с восхищением, вот что говорит про Карнаухову: белое и огромное лицо Карнауховой, с недобрыми черными глазами… кубастая ее фигура… «Если бы у Карнауховой был хозяин, – пишет он, – то на вопрос “Не кусается ли ваша Ирина Валериановна” он честно должен был бы предупредить: “Да, да, осторожнее, не надо ее гладить”».
Шварц пишет, что она была общественница. И выступала на собраниях сливочным голосом: подавай голосок на колхозный на дворок.
Шварц хвалит ее за то, что вроде бы вела себя порядочно с ленинградскими блокадными детьми, когда эвакуировались они с детдомом Литфонда в Пермскую область.