Она берет меня за руку. Ее рука еще холоднее, чем прежде. Кожа почти такая же синяя, как у меня. Мои пальцы так счастливы, что они лежат в маминой руке. Мы обе синие – мы близнецы. Как сестры, да, мама? Слова звенят у меня в голове, словно строчка из песни.
У нее старый, усталый голос:
– Надо спрятать нашу сегодняшнюю находку.
– Спрятать? Где?
– Не знаю, дитя. Где-то, где папа ее не найдет.
– Может быть, в швейной комнате? Он туда никогда не заходит.
– Нет, дитя, это слишком просто… Хотя, может быть, ты и права. Спрятать на видном месте. Возможно, это единственный вариант. – Она говорит еще тише, едва слышным шепотом: – Если со мной что-то случится… если папа меня увезет…
– Мама, мне страшно.
– Слушай меня. Если что-то случится, найди одеяло, которое я шью для тебя. Розовое и прозрачное…
– О чем вы тут секретничаете?
Я испуганно вздрагиваю. Я не слышала, как папа вошел в комнату. Мама закрывает глаза. Папа подходит ко мне и берет за руку.
– Лей-ли, доктор хочет тебя осмотреть. Это не больно, совсем не страшно. Простой медицинский осмотр. Твой первый в жизни! Иди к себе в комнату, а я позабочусь о маме. – Он смотрит на маму. Она его не замечает, не видит. Даже не открывает глаз. Папа мягко подталкивает меня к двери.
– Я хорошо позабочусь о маме, крольчонок, не беспокойся.
* * *
Я жду долго-долго, но сон никак не идет. Я лежу в гнезде из одеял, вбирающих воду. Доктор уже ушел; сказал, что ему надо проконсультироваться со специалистами. Я не знаю, что это значит: то ли я очень серьезно больна, то ли я представляю собой «удивительный случай», как назвал это доктор. Он собирается написать письмо в клинику, узнать, не известны ли им другие подобные случаи. Я не хочу быть каким-то «случаем». Я человек, а не случай. Так я ему и сказала. Он рассмеялся и ответил, что я очень умная. Папа с ним согласился, сказал, что его дочка и вправду особенная.
Особенная. Особая. Особый случай. Я переворачиваюсь на другой бок. Я уже не хочу быть особенной. Тем более если это означает, что меня заберут из дома.
Я сбрасываю одеяло. Ночь очень тихая, но я слышу какие-то шорохи в соседней комнате. Шепчущие голоса, напряженные, злые. Потом – звук шагов.
Папа выходит из спальни со свечой в руке, дрожащие тени пляшут по стенам, бегут впереди. Я выхожу в коридор, иду к лестнице, на мгновение забыв о воде, вытекающей из меня. Папа возится в кухне: берет чашку с чаем, горячий камень, завернутый в полотенце. На цыпочках я возвращаюсь к себе, ложусь в постель, забираюсь под одеяло. Наблюдаю, как папа проходит мимо моей двери. Он роняет камень на пол, чертыхается. Мама спрашивает, что случилось. Не ушибся ли он. Папа не отвечает, заходит в спальню и закрывает дверь.