– Да откуда же я могла знать, что дело настолько серьёзное? – Оливия решительно отмела обвинение. – Да и заставить леди Элспет спокойно усидеть на месте не так уж легко. Единственное, что она позволила мне для неё сделать, так это принести лимонад и смочить виски одеколоном – и как только ей стало лучше…
– Да, да, это очень похоже на леди Элспет, – не слишком вежливо перебил её Финч и вдруг принялся с любопытством осматривать дверные петли.
Он присел на корточки и провёл пальцами по железной скобе, а потом обнюхал их. Хмыкнув, поднялся на ноги и, передав Оливии фонарик, вытащил из кармана брюк платок и тщательно вытер ладонь.
– Масло, – пояснил он. – Машинное масло. Кто-то недавно смазал петли.
– Но это ведь не означает, что…
– Конечно, нет, – без запинки ответил Финч. – Петли мог смазать садовник. Возможно, часовня не так уж и заброшена, как многие думают, – и он протянул руку за фонариком.
Яркий свет обнажил разрушения, которые нанесло часовне безжалостное время – стропила прогнили, железные стяжки проржавели, стены и веерный свод были покрыты трещинами и пятнами, щербатые каменные плиты пола крошились под ногами. От внутреннего убранства не осталось ничего, только железный крюк в потолке, потемневшее от времени деревянное распятие на противоположной от входа стене и над ним узкое двустворчатое окно с витражами. Слева от него находилась низкая дверь, и Оливия, подойдя к ней и толкнув, убедилась, что та заперта. Нагнувшись, она, сощурив один глаз, осмотрела замочную скважину, а после, по примеру Финча, провела пальцами по дверным петлям, и он не преминул высмеять её поведение:
– Не впадайте в крайности, мисс Адамсон, – посоветовал ей Финч снисходительно. – Это всего лишь старая часовня, а не приют контрабандистов. Здесь нет скрытых комнат и потайных ходов. Признайтесь, в детстве вы зачитывались приключениями Алого Пимпернеля и леди Молли.
– Вы на редкость проницательны, мистер Финч, – в тон ему ответила Оливия, нисколько, впрочем, не устыдившись. – А что в детстве читали вы? Киплинг, Брэм?
– Почти угадали, – Финч радостно рассмеялся, будто воспоминания о детстве доставили ему неподдельное удовольствие, и Оливия вновь поразилась тому, как преображается его лицо, лишаясь маски надменности, – и Брэм, и, конечно же, Лофтинг. В приюте, в котором я рос, была чудесная библиотека. Нам, воспитанникам, дозволялось читать столько, сколько захочется, и мы вовсю пользовались этой привилегией. В общем-то, чтение и определило мою дальнейшую судьбу. Я всегда воображал себя доктором Дулитлом и однажды даже подлатал охромевшего кухонного кота, соорудив ему шину и повязку из подручных материалов.