– Может быть, в нём было письмо?
– Не думаю, месье. Анна заглянула в него так, словно в нём было что-то другое, и вид у неё при этом был не слишком почтительный.
– Ну, Анну Фелпс в принципе не назовёшь почтительной, – то ли в осуждение, то ли в оправдание ей сказал инспектор. – Но девушка она честная и ни в чём предосудительном до сей поры замечена не была, – Грумсу явно не понравилось, что иностранка пытается очернить репутацию английской горничной.
– И ещё я как-то раз слышала разговор, который состоялся между мистером Понглтоном и его женой. Они шли по коридору и очень серьёзно ссорились. Виктория произнесла что-то вроде: «Эта девица – нахалка, каких свет не видывал, и ты был просто обязан её приструнить, а не обещать ей деньги».
– И вы решили, что речь шла об Анне Фелпс?
– А о ком же ещё? – взгляд Бернадетты Понглтон был чист и простодушен.
– Ну а об Оскаре Финче что вы можете сказать? В деревне, признаюсь, ходят такие безобразные слухи о его отношениях с леди Элспет, что мне даже совестно повторять их.
Бернадетта пожала плечами и с явным сожалением призналась:
– Мне ничего об этом неизвестно, месье. Я ведь приехала недавно и не знаю никого в деревне.
Инспектору, который отчего-то был убеждён, что все француженки, даже самые набожные, отъявленные сплетницы, пришлось сменить тему.
– А что вы скажете о мисс Адамсон? Вы по-прежнему считаете, что та записка, в которой вам назначили встречу в оранжерее, написана её рукой?
– Да, месье, я по-прежнему так думаю. И я не доверяю ни мисс Адамсон, ни её брату, ни этой немецкой баронессе. Они здесь не к месту! – Бернадетта не сумела скрыть неприязнь.
– Им здесь не место, – машинально поправил её Грумс, и сержант Бимиш перечеркнул написанное и начал с новой строки.
Дальнейшая беседа со вдовой Монтгомери Понглтона не дала ничего. Как только у неё появлялась возможность, она принималась без устали расхваливать своих сыновей и посвящать инспектора в мечты об их будущем. Грумса, хоть он и сам был любящим отцом, это в немалой степени раздражало.
Повертев в руках лист с загнутыми уголками, инспектор в последний раз взглянул на свидетельницу, и, предупредив её о том, что до конца расследования ей не стоит покидать поместье, отпустил. К двери Бернадетта Понглтон шла так стремительно, что чёрный креп закручивался водоворотом вокруг её худеньких ног.
Когда дверь за ней закрылась, Грумс воскликнул, обращаясь к сержанту:
– Любопытные они, эти иностранцы, а, Бимиш?
– Католики, сэр, – бесстрастно резюмировал сержант, переворачивая страницу блокнота.