Осмотрев хозяйство, Тимофей идет в заезжую избу, в ту половину ее, где живут его работники.
Когда хозяин вошел в избу, работники — тщедушный одноглазый Сидор и белобрысый глуповатый Глебко — сидели за столом, завтракали, обслуживала их заспанная, повязанная пестрым платком, сердитая спросонья работница Фекла.
— Долгонько прохлаждаетесь, — вместо приветствия проворчал хозяин, оглядывая избу, — белый день на дворе-то, а вы еще только чаюете.
— До свету поднялись, — ответил Сидор, вставая из-за стола и крестясь в передний угол, — Глебко вон и коней напоил, а я им овса задал. Куда ехать-то сегодня, по сено, што ли?
— Никуда не надо ехать, золотарь тут один окочурился, могилку ему надо выкопать и захоронить сегодня же.
— Ну-к что ж, захороним, не впервой.
Хозяин повернулся, чтобы идти, и, уже держась за дверную скобу, остановился, заговорил более мягким, отеческим тоном:
— А что, Сидор, ежели запречь коня да и увезти его сразу? Пока там могилку копаете, он полежит в телеге…
— Можно и так, — согласился Сидор, почесывая жиденькую бороденку, — заодно уж. А лежать-то ему не все ли равно где, что на нарах, что в телеге.
— Тогда так и сделаем, а как захороните, то и бутылочку разопьете за обедом, помяните упокойничка.
Завернутого в мешковину покойника вынесли из постоялки ногами вперед, уложили в телегу. Сердобольный Сидор подложил под голову умершего его же старенькую телогрейку, сказал со вздохом:
— Отходил по приискам, бедолага, отмучился.
Из приискателей проводить умершего вышли Яков Гагерь и Микула Беда, остальных не могли добудиться.
Яшка отвернул край мешковины, в последний раз посмотрел на застывшее, воскового цвета лицо покойного, с темными кругами под глазами и огуречными семечками, прилипшими к мокрой клочкастой бороде.
— Прощай, дядя Кеха, — Яшка снял шапку, склонил кудрявую голову, — земля тебе пухом.
Все последовали его примеру, Микула, перекрестившись на восток, промолвил:
— Хороший был работяга и компанейский, душа человек, царство ему небесное. И что оно с ним приключилось-то?
— Господь его знает, — отозвался Шкаруба. — Может, стукнул его кто-нибудь из ваших, до драки у вас доходило вечерось, а может, и с вина сгорел, такое тоже бывает.
— Бывает, — уныло подтвердил Микула.
Шкаруба надел шапку, кивнул работникам:
— Езжайте!
Проводив умершего, Шкаруба пригласил к себе обоих приискателей «помянуть покойника». Те охотно согласились и следом за хозяином, через просторные темные сени, прошли в светлую, чисто побеленную избу, с русской печью в одном углу и широкой кроватью за ситцевым пологом в другом.