— Хватит, — багровея лицом, Семенов прихлопнул по столу ладонью. — Бороться тебе с нами не придется больше. За смуту, за одурачивание людей, за бунтарство против правительства нашего всех вас настигнет карающая рука правосудия. Ты понимаешь, что по законам военного времени тебе не избежать смертной казни? Тем не менее и жизнь твоя и дальнейшая судьба зависит от тебя самого.
— Вот как? Что-то мне непонятно.
— А вот слушай. Ты, конечно, знаешь, что в селах и станицах области нашей нашлось немало людей, поверивших бредовым идеям большевиков о народной власти, о социализме. Многие из них, покинув дома свои, семьи, ушли в тайгу, накапливаются там в разбойничьи шайки, чтобы снова разжечь пламя гражданской войны, а вернее, открыто заняться разбоем и грабежами. Все они надеются, что их банды вновь возглавят Лазо, Балябин, Шилов и другие их главари. Мы сумеем подавить эти шайки силой, сумеем наказать мятежников так, чтобы и другим было неповадно заниматься такими делами. Но я хочу избежать излишнего кровопролития, и ты можешь помочь мне в этом деле, за что и будешь помилован.
— Каким же это образом помочь?
— А вот таким: откажись от большевиков сам и обратись с воззванием к населению области, к тем, которые выдумали восставать против войск и властей Временного правительства! Чтобы вернулись они к мирному труду, сложили оружие и больше не верили большевистской пропаганде о райской жизни при Советах. Можешь смело обещать им, что мы пощадим их, не будем преследовать за это бунтарство, забудем их заблуждения. Тебе же за такой честный, достойный настоящего казака поступок будет дарована не только свобода, но и чин генерал-майора и казачья дивизия под твое начало. Соглашайся и на деле убедишься в искренности моих намерений.
— Ну что ж, атаман, спасибо за такую честь! — усмехнулся Фрол, обнажив в улыбке кипенно-белые зубы. — Только за чин-то генеральский я не продаюсь. Плохо все вы знаете большевиков…
Семенов, не дав и договорить Фролу, снова прихлопнул по столу ладонью:
— Даю десять часов на размышление, если и после этого будешь стоять на своем, пеняй на себя.
— И через десять, и через двадцать часов всегда ответ мой будет один и тот же. Но я соглашусь получить свободу, если ты, атаман, примешь мои условия.
— Какие же? — Семенов насторожился, пристально глядя на Фрола.
— Условия мои, — продолжал Фрол, — такие: если ты, атаман, объявишь амнистию всем заключенным в ваших застенках, прикажешь прекратить аресты и расстрелы — это раз. Второе — если признаешь власть Совета Народных Комиссаров, перейдешь на сторону революции, на сторону восставшего народа.