Ее Величество сплюнула на самоцветный пол. Не в сердцах, натурально – слуги уберут.
Душу мужа, тварюгу беспризорную, она не то, что боялись – тревожилась, вдруг подмену углядит. Тварь была себе на уме, не уличенная во вредительстве и не замеченная в благодеяниях.
Прав дядька Упырь, даже не сказать, чтобы совсем проклятая…
Не вела она себя как положено: не спилась, не истаскалась, незлобивая была и все время человека из себя строила, что больше всего беспокоило и бесило. Вот откуда ей знать, что не сало с маслом уготовили? И почему к ней поперлась? Ведь по большому счету, обошлись с ней ласково, жить позволили, позорили, но за дело. Другие обрезались и в ус не дуют, а ей досталась не проклятая, а головная боль. Эта шелупонь все время норовила в люди выбиться, сколько бы не убеждали ее, что среди людей ей не место. В одно время письма во все места с жалобами писать надумала, и все на уважаемого кузнеца Упыреева. Ох и посмеялись над ее писульками.
Ну, смешить людей, это было в ее стиле…
Перепугалась, когда муженек приложился кулачком. Ни с того, ни с сего. Запаниковала. Совсем мужик дураком стал: смеется, в глаза весело смотрит – и раз, засветил в глаз кулачищем! Чуть дух вон не вышиб. «Приятно умирать? – спрашивает. – Помни, каково оно! Ишь, чего надумала, в смерти удовольствие искать! Мало показалось, добавлю! Выбью я из тебя эту дурь!»
И это за ее-то доброту…
Как проклятой удалось желать быть кем-то убитой, да еще ждать от убийства удовольствие? Она должна была на себя руки наложить, а не мечтать, чтобы ее прибил кто.
Заклятие?
Обычно, ни одна мысль от проклятого вампиров не тревожила. Даже заклятия не достигали ушей, если не сам вампир накладывал его. Она собственной ручкой пробила муженьку голову гвоздиком и пощекотала извилины, чтобы помнила земля Госпожу свою. Ведь на такую высоту подняла – на троне сидит! Лоботомия была самой крепкой защитой. Делали ее не каждому, а только когда заклятия вдруг переставали работать должным образом.
Но пришлось прибегнуть к крайней мере…
Не хватало еще, чтобы он однажды выполнил желание прицепа.
Бессовестный и грубый вампир Залайка отправил обращение прямо в сознание проклятой: «Если ты, тварь, еще раз… ни один волос…» Так сказал, чтобы и предателям стало ясно, что шутить она не собирается. Под гвоздик, чтобы если муженек еще раз рученькой замахнется, приключилась падучая. А чтобы защита была еще крепче, скрепила ее соитием, чтобы, когда думалось, думалось с удовольствием. И тогда же привели мужа в чувство, положили перед ним дружка его юродивого и проделала то же самое, восстанавливая память.